который шел по другую руку от Владимира Сергеевича.
– Это в Туле знают, но не в Москве, например.
– Ну, хорошо, – сказал Иван, – предположим, его выпустили на скачки в Москве, – такой необыкновенный конь, как Вы говорите, не останется без внимания: пойдут слухи и через какое-то время станет понятно, что это -пропавший Буцефал.
– Вы правы, но только через какое-то время!
– Поясните, пожалуйста, я не понимаю, – попросил Трегубов.
– По моему мнению, – Владимир Сергеевич остановился и его холодные серые глаза посмотрели на урядника, – Буцефал нужен только на один раз.
– Всё равно не понимаю, почему?
– Начну немного издалека, – Владимир Сергеевич вздохнул и двинулся дальше. – Чтобы понять, что происходит, я должен немного рассказать о событиях прошлого. Когда провели реформу крепостного права, многие заводчики разорились. Они никогда раньше не думали, скажем так, о коммерческой стороне разведения лошадей, поскольку у них были бесплатные работники. А когда их не стало, многие люди не смогли найти в себе силы и перестроить свою жизнь.
– И как много таких? – спросил Николай.
– Не знаю, – пожал плечами, Владимир Сергеевич, – сотни, а может, тысячи. Кто сосчитает?
– Но это очень много, – заметил Иван.
– Много, – согласился его собеседник, – и это привело к проблемам на ипподромах, скачки на которых становились популярнее от года к году. Снижение количества заводчиков привело к снижению поголовья, в том числе, скаковых лошадей. Ипподромы стали простаивать. Некогда популярный Лебедянский ипподром практически уже не работает. Однако, сокращение – это не полное исчезновение, часть конезаводчиков оказались вполне успешны. Например, наш Свечин, у которого появился тот же Буцефал. И вот, кони всё же есть, но что делать заводчикам в городах, где закрылись ипподромы?
– Ехать в столицу? – догадался Иван.
– Да, Вы правы, некоторые ипподромы только выиграли, это: наш, тульский, царскосельский и, конечно, обновленный московский. На них сейчас представлен весь цвет коневодства Империи.
– Но какое это имеет отношение к Буцефалу? – спросил Трегубов.
– Подождите, молодой человек, наберитесь терпения. Я думаю, что имеет самое прямое, поскольку Буцефал был потенциальным фаворитом. В этом году после нескольких перерывов окончательно закрылся ипподром в Харькове. И, естественно, что лошади оттуда появились на упомянутых мною ранее ипподромах. И вот, представьте себе, совсем недавно проходят скачки, на них заявлен никому не известный жеребец Фаг-о-Балл, на котором никому неизвестный жокей Воронков. В то же время фаворитом все считают Перкуна, на котором английский жокей.
– Почему английский? – заинтересовался Николай.
– Почему-то их считают лучшими, – презрительно усмехнулся Владимир Сергеевич. – Мода, знаете ли.
– Но выиграл Воронков на неизвестном Фаг-о-Балле? – спросил Иван.
– Абсолютно верно!
– Сколько можно выиграть на скачках? – Канарейкин уже заподозрил в какую сторону идёт беседа.
– Обычно десять или двадцать рублей, ну, пятьдесят, если повезёт, – ответил Владимир Сергеевич.
– Сколько был выигрыш на Фаг-о-Балле? – спросил Трегубов.
– А это, господа, – самый правильный вопрос, – сказал Владимир Сергеевич и выдержал театральную паузу. – Тысяча триста рублей.
– Тысяча триста! – поразился Николай.
– Но это же целое состояние! Это гораздо больше, чем стоимость даже такого жеребца, как Буцефал, – сказал Трегубов.
– Вот именно. Поэтому я и считаю, что Буцефал нужен только на один раз, как тёмная лошадка, повторить историю Фаг-о-Балла. Буцефала знают только в Туле, и то потому, что о нём всем растрезвонил господин Минин, для которого важно показать друзьям и знакомым, какой конь у него теперь есть.
– Получается, что коня украли до первых скачек, пока он нигде не известен, и на нем можно заработать большие деньги, – резюмировал Иван.
– Если бы у меня был такой жеребец, как у Дмитрия Львовича, я бы без лишней суеты выставил его на московские скачки, пока никто не знает, на что способен этот конь, и сделал бы на него ставки.
– Спасибо, Вам, Владимир Сергеевич, за интересный рассказ. Вы очень помогли, – поблагодарил собеседника Трегубов.
– Расскажете мне потом, как именно его похитили, и что из этого вышло? Договорились? – попросил Владимир Сергеевич урядника.
– Обязательно, – пообещал Трегубов.
Иван бросился искать Столбова. Вот он – мотив: скачки и ставки. Его мысли метались в голове, одна версия сменяла другую. Пристава он застал в своём кабинете и торопливо начал вываливать то, что узнал про скачки. Столбов с интересом выслушал, а потом сказал:
– Молодец, Трегубов! Мы нашли резон нашего преступления. Теперь мы знаем, как его совершили и зачем. Осталось только задержать злоумышленника.
– Знаете, Илья Петрович, я думаю, что это сам Минин, – высказал вертевшуюся в его голове гипотезу Трегубов.
– Что – что? – переспросил удивленный пристав.
– Смотрите сами: деньги за Буцефала Свечину не отдал, значит, что может иметь трудности с деньгами – это раз. Тысяча триста рублей – это большая сумма, и мотив для кого угодно – это два. Все так называемые «свидетели» – матушка и конюхи – заинтересованные лица – это три. Что скажете?
– Ох, Иван, смутил ты меня этими своими раз, два, три. Где понабрался то только! Но, действительно, хвалю. Всё разузнал, версию выдвинул логичную.
– Мне Канарейкин помог. Вообще то, он приехал рассказать, что приходили жандармы, просили собирать для них информацию в университете. Значит, больше не подозревают его. Спасибо Вам, что так быстро помогли.
– Делов то! Ливенцовский особняк недалеко, – сходил и телеграфировал. Всё, давай по домам. Время то уже! Тебя, наверное, сестра ждёт.
Трегубов сильно вымотался за последние дни, поэтому уснул очень быстро. Но сны ему снились тревожные. То скопцы танцуют вокруг с ножами, то они расступаются, и он видит Дуню, которая протягивает ему грязный сверток с кредитными билетами. Трегубов смотрит на сверток, а когда поднимает глаза, вместо Дуни видит Минина, который на его глазах превращается в вороного коня. Буцефал, с диким ржанием, встаёт на дыбы, нависает над урядником. Иван поворачивается и бежит, жеребец преследует его, Трегубов забегает домой и запирается на засов, но конь не успокаивается и барабанит копытами в дверь…
– Да проснись, Ваня, – Софья трясла Трегубова за плечо.
Урядник открыл глаза. Была ночь, а в дверь продолжал барабанить Буцефал.
– Софья? – узнал силуэт сестры просыпающийся Иван. – Что там? Опять Канарейкин?
– Ваня, просыпайся, открывай, – услышал он с улицы голос Михаила Торотынского.
– Что происходит?
– Не знаю, – ответила Софья.
– Иди спать, я разберусь, – попросил сестру Иван, вставая с кровати. – Вот, черт! – вырвалось у него, когда он ударился в темноте пальцем ноги о ножку стола.
Трегубов, хромая, открыл дверь. За ней вместо Буцефала находился взволнованный Михаил.
– Петьку забрали, – сказал он, врываясь в комнату.
– Ты о чём? Кто забрал? – Иван спросонья пытался понять, что происходит.
– Скопцы!
– Но зачем? – удивился Трегубов.
– Ваня, проснись! Ну, ей Богу! – нетерпеливо вскричал Михаил.
– Подожди, ты хочешь
