колее, уходили дальше-дальше… Туда, где от устья поднимался ночной туман.
…Похоже на бред, подумал я. Да был ли тут кто-нибудь? Ведь все как прежде. И туман ночной поднялся… Почему же болит горло?
Я попил очень крепкого и сладкого чаю. Полил из чайника тлеющий огонь, повесил чайник на колышек у входа в «нутро».
День кончался, начинался новый…
Из-под кедровой подстилки в палатке я вытащил свою «мелкашку», стряхнул желтую пыльцу с ложа. На стволе еще кое-где сохранилась смазка. Справа в прикладе был выпилен паз, который закрывался пластинкой. В пазе вмещалось ровно семнадцать патрончиков, и все они были там. Я выбрал один, с меткой. Охотники делают сами специальные заряды на крупную дичь и зверя. Патрончик с меткой имел усиленный пороховой заряд и самодельную оловянную пулю в свинцовой рубашке с головкой, рассеченной крест-накрест. Я вогнал патрончик в ствол и задвинул затвор.
Все это напомнило мне движения Маркела… Неужели он и вправду мог выстрелить?
Ночь тепла, да и мне придется идти очень быстро, поэтому телогрейка будет не нужна. Охотничий нож пригодится. Табак, спички… Не знаю, нужен ли бинокль?.. Оставлю. Я убрал в палатку все вещи.
Что-то говорила Березовая…
Я спустился вниз, на заводь. Послушал. Холод и чистота текущей воды… Как все видно этой серой летней ночью!..
Глупец, подумал я. Глупец, барашек…
В серой ночи тусклым зеркалом отсвечивала вода. Я склонился над заводью, и на фоне бледного, с едва заметными точками неба появилось лицо. Я провел рукой по лбу, и человек в зеркале воды сделал то же самое. У него угрюмые глаза и серая кожа…
До Ягодного по полному отливу час-два ходу, и через час-два начнется утро. Нужно идти.
Я задрапировал вход в «нутро», чтобы не налетело комаров. Снизу привалил полешко.
На секунду показалось, что Зоя еще спит в палатке и спят темные спутанные волосы на ее лице. И что она улыбается во сне…
Пора.
10
Из кустов к дому Маркела можно подойти незамеченным. Деревянная пристройка не имела окон, но меж досок виднелось что-то типа застекленной изнутри амбразуры. Я постоял минут пять у самого порога, прислонившись к потемневшим доскам. Дверь в пристройку открывалась простой щеколдой, ручка от которой торчала снаружи. Вторая дверь, из пристройки в собственно дом, не запиралась, как я знал.
Все было тихо.
Я легко повернул ручки и толкнул дверь. Она оказалась незапертой. Ступая осторожно, чтоб не скрипнуть половицей, я подошел ко второй двери и резко распахнул ее.
Никого.
Две небольшие комнатушки, разгороженные кладкой печи, были пусты.
Вот тут и жил Маркел. Готовил на этой печке, спал на грязном темно-фиолетовом одеяле и укрывался либо вторым матрасом, либо телогрейкой. Спал он, конечно, не раздеваясь.
Койка смята, одеяло засыпано сигаретным пеплом. Везде окурки — на полу, на подоконнике, даже в раскрытом литературном альманахе за сорок шестой год. В углу у окна, свалены полупустые ящики с чаем, сахаром, махоркой. Мешок муки, сумка с сушеной корюшкой. В другом углу, у двери, стояла широкая, короткая скамейка, на которой лежали запчасти и детали лодочного мотора. Сам мотор лежал под окном. От него остались только блок цилиндров с поддоном и дейдвуд. Куча пустых гильз шестнадцатого калибра, чашки, тарелки, ложка. Следов беспорядка нет, если условно принять все, что я видел в доме, за порядок. В подполе ничего не заметно. Кадка с рыбой, какие-то кастрюли. Зола в печке холодная.
Наверное, Маркел исчез в тот день, когда вернулся от меня с Жорой. Надо посидеть и спокойно все обдумать. Еще раз посмотреть.
Он может находиться: у геологов на базе или у геологов в доме напротив школы, где обычно они останавливаются; в Островном у Вити-пастуха; на лагуне, в землянках; и наконец, самое вероятное — у оленеводов на восточном берегу.
Геологи отпадают, потому что Маркел к ним не вернется, — там Жора. Витя-пастух, с которым Маркел часто пил бражку, может приютить Маркела на время. Маркел может прятаться в постройках на отмелях лагуны или в землянках, которые он все здесь знал. А самое верное, самое вероятное все-таки оленеводы-коряки. К ним он мог и уйти с самого вечера того дня. Если это так, то он уже там.
Но все это догадки.
Что нужно делать тебе, Фалеев?
Идти в лагерь далеко, а ведь время не терпит, ты это знаешь. Туда километров шесть-семь тяжелой дороги вдоль Гнунваям: броды, завалы, кустарник. Можно пройти более легкой дорогой вверху, по плато, но это еще длиннее.
Значит, к геологам в доме напротив школы.
Я вышел на улицу, прикрыл дверь и огляделся. До бывшей школы по дороге было метров двести. Дорога шла сначала между домов, потом по мостику через неглубокий ручей, мимо школы — к зданию бывшей метеостанции.
Везде эта трава, подумал я. Все в траве, от нее свободен только укатанный грунт дороги да отдельные места у завалинок.
Я двинулся по тропинке от дома к дороге, и тут меня словно ударило…
Метрах в семи от тропинки, в этой же густой траве лежал труп собаки. Я бы его и не заметил, если бы не густой рой мух над этим местом. Голова была размозжена сильным ударом и только чудом еще оставалась похожа на собачью голову. Раскрытая беззубая пасть и лужа засохшей крови. Убит он недавно. Убит, может быть, на тропинке, а потом сброшен в траву.
— Так вот где нашла тебя твоя смертынька… Как это ты нарвался, а?..
Коряк с желтыми недоверчивыми глазами, Маркел, который боялся «начальников» и никому не приносил зла, стрелял в человека… Хотя бы и в Жору… Мне кажется, я понял немного… Маркелу нужны свобода и одиночество. С людьми его связывает очень тонкая ниточка. Маркелу бывает нужно и общение, ведь не зверь же он… Приходит и ко мне, и к женщинам. А Жора его угнетал, страшил. Маркел, видно, сделал попытку освободиться.
— Ну что ж, прощай, старик. Таков твой конец.
Солнце уже било из-за хребта в пролив. Но часть поселка была еще в тени обрыва плато. Я перепрыгнул через пролом в сгнившем настиле деревянного мостика и поднялся мимо кузни к дому напротив школы. Здесь все бывшее, подумал я. Бывшая школа, бывшая кузня, бывший семейный очаг и бывшая уборная. Трава только не бывшая.
У дома не было видно людей, печка на улице не топилась. Если там никого нет, Фалеев, дело дрянь.
Наверное, они спят, ведь еще рано.
Дверь заперта изнутри. Я встал на завалинку
