говорилось следующее:
„Мною получено письмо командующего японским флотом, в котором он сообщает, что настоящие операции нельзя считать военными действиями и что если китайские корабли не атакуют японские суда, последние, в целях поддержания дружественных отношений, также не атакуют китайские суда. В связи с этим кораблям нашего флота надлежит сохранять спокойствие“».
После этого японский флот открыл огонь в Сягуане. Командующий китайской эскадрой, явно выполняя волю министра, отдал следующее экстренное распоряжение:
«Обстрел японским флотом форта Шицзышань и столицы не имеет отношения к нашему флоту. Ответный огонь может быть открыт только в случае обстрела наших кораблей японским флотом».
Эскадра, стоявшая у Гаочанмяо в Шанхае, получила тот же приказ… 19‑я армия пыталась получить в морском ведомстве орудия и бронеплиты, но ей в этом было отказано. В то время японский транспорт уже три дня сидел на мели в Байлунгане, и если бы наши корабли атаковали его, то могли бы захватить большую партию оружия. Однако Чэнь Шаокуань игнорировал полученное им по этому поводу донесение. Так поддерживались «дружественные отношения»! Все эти возмутительные явления были заблаговременно тайно согласованы вицеминистром морского министерства Ли Шицзя с Шиозава. В то время, когда 19‑я армия вела кровопролитные бои, Ли Шицзя в одном автомобиле с японским командующим Намура разъезжал по местам сражений, осматривая окопы. Его нисколько не смущало всеобщее негодование.
Почему же Чэнь Шаокуань и Ли Шицзя до того обнаглели, что не испытывали никакого смущения? Да потому, что они имели указания от начальства. А кто же был их начальником? Не кто иной, как Чан Кайши!
Японские захватчики непрерывно посылали в Шанхай подкрепления; численность пополнений достигла нескольких десятков тысяч человек. А между тем. в самый напряжённый момент борьбы 19‑й армии, шанхайские газеты опубликовали следующее интервью Сун Цзывэня:
«На заседании правительства Чан Кайши и Хэ Инцинь сообщили, что для такой короткой линии фронта было бы достаточно и одного полка, а 19‑я армия имеет три дивизии, то есть 16 полков, и может держаться без подкреплений. Было решено, что нет необходимости в оказании помощи 19‑й армии. В случае если офицеры и солдаты других армий начнут действовать самовольно, без соответствующих предписаний военного министерства, то они будут подвергнуты наказанию как нарушители воинской дисциплины, несмотря на то, что они руководствуются чувством патриотизма».
При таком «стратегическом» курсе Чан Кайши цели японских захватчиков были быстро достигнуты. Они заняли Шанхай-Усунский район, и Чан Кайши с Ван Цзинвэем сообща состряпали «Шанхайское соглашение» о перемирии, по которому Шанхай-Усунский район был фактически продан японцам.
Чан Кайши продолжает кровавое наступление внутри страны, а японские захватчики продолжают вторгаться извне
Оказавшись лицом к лицу с народным антияпонским движением, Чан Кайши стал ещё более опасаться, что народ возьмёт его за горло. В это время в стране происходят серьёзные классовые сдвиги. Не только рабочие, крестьяне и мелкая буржуазия начинают всё более активно подниматься на борьбу против господства Чан Кайши, но всё более определяются и всё яснее вырисовываются противоречия между ним и либеральной буржуазией. Ряд газет и журналов либеральной буржуазии открыто выступает за отказ от политики «ликвидации коммунистов». Обострение противоречий между японскими, английскими, американскими и Французскими империалистами в Китае всё более способствовало отходу от Чан Кайши и других группировок внутри гоминдана. Изоляция Чан Кайши усиливается. Но именно в силу всё возрастающей изоляции Чан Кайши стремится выслужиться перед японскими захватчиками. Беснующийся палач усилил разгул кровавой антинародной резни.
Подписав состряпанное вместе с Ван Цзинвэем «Шанхайское соглашение» о перемирии, Чан Кайши спешно выезжает в Ханькоу, где принимает пост (на который он сам себя назначил) главнокомандующего операциями против коммунистов в районе Хубэй — Хэнань — Аньхой и приступает к «походу» против смертельного врага японских захватчиков — народной Красной Армии Китая, к удушению аграрной революции, создавшей широчайшую базу сопротивления Японии. Лозунгом Чан Кайши и Ван Цзинвэя было: «Чтобы дать отпор нашествию извне, надо сначала навести порядок внутри». Лу Синь следующим образом расшифровал подлинные замыслы Чан Кайши, скрывающиеся за этим лозунгом: «Навести порядок внутри, но не к чему давать отпор идущим извне»; «впустить идущих извне, чтобы навести порядок внутри»; «идущие извне — это свои для нас, зачем же давать им отпор?» Этот злодей и палач своего народа, подлый изменник делу Сунь Ятсена, Чан Кайши выступил с «обращением к армии», в котором заявил:
«Я выезжаю в район Хубэй — Цзянси, где возглавлю войска в походе против красных бандитов [читай: против революционных народных войск, беззаветно борющихся за счастье страны и народа]… В кратчайший срок бандитская зараза будет искоренена и будут заложены основы для спокойствия нации. Я полон решимости после благополучного выполнения этого моего исконного стремления сменить меч на плуг, чтобы показать бескорыстность моих намерений».
Сопоставьте это, антикоммунистическое обращение Чан Кайши с «приказом о карательной экспедиции» против Сунь Ятсена, отданным Юань Шикаем 22 июля 1913 г. Юань Шикай писал:
«…не потерплю, чтобы древнее государство пятитысячелетней цивилизации погибло по моей вине. Пока я жив, я не допущу, чтобы своевольничал злодей, замысливший погубить Китай. Надеюсь, что сообща со своими друзьями, преодолев все тяготы и опасности, мы укрепим основы нашей страны. И тогда, уйдя на покой, как счастливый гражданин республики, я буду со стороны наблюдать царящий в стране порядок».
Чем же отличается тон обращения Чан Кайши от приказа Юань Шикая? По существу ничем, но всё же Юань Шикай в то время был более уверен в себе; Чан Кайши уступает ему в этом. Чан Кайши противостоят неуклонно возрастающие, воистину, могучие народные силы, и в его «обращении» проскальзывают плаксивые нотки. Он говорит: «Либо добьюсь успеха, либо отдам свою жизнь». Он чувствует, что может «сложить голову на поле брани» — погибнуть в ходе гражданской войны. Тем не менее, «заблаговременно оставляя завещание», он отнюдь не успокаивается на том, что лично он погибнет; он, видите ли, ещё требует у своих последователей, чтобы они «навеки приняли» указанный им путь контрреволюционной гражданской войны, путь мракобесия, как единственный «путь к свету», чтобы все они последовали за ним на тот свет. По воле японцев 19‑я армия приказом гоминдановского военного комитета от 23 мая также перебрасывается на фронт гражданской войны.
Ханькоуский штаб Чан Кайши, выполняя его «исконное стремление», обобщая опыт Чан Кайши за всё время антикоммунистической гражданской войны, в сентябре 1932 г. отдаёт приказ:
«Бандиты, не проявляя ни малейшего раскаяния, пытаются сохранить за собой захваченную ими землю. В связи с этим надлежит осуществить следующие
