сочетаются страх и восторг.
- Нет, я не ведьма. И да, из ее рода.
- Тогда точно ведьма, - сообщает ребенок тоном знатока. – Не бойся, они сейчас у торговцев тебя ищут. Им кто-то сказал, что ты там. Пойдем со мной.
- Куда? – спрашиваю.
- Идем…
И девочка убегает за дом. Подумав секунду, все-таки решаюсь пойти за ней. Тем более, к воротам подходят двое крупных мужиков и начинают осматриваться. Подхватив тяжелые сумки, следую за девочкой, а та, обогнув два дома, забегает в третий. Аккуратно переступив порог, тоже захожу.
- Проходи сюда, - зовет девочка откуда-то изнутри.
Сеней в доме нет. Сразу большая комната, она же кухня с полуразрушенной печью, в которой вяло трепыхается огонь, и две комнатки без двери. Я захожу туда, где, как мне кажется, слышался голос ребенка. На соломенном матрасе лежит женщина, рядом с ней сидит уже знакомая мне девочка и мальчик, лет трех.
- Это моя мама, - говорит малышка. – Она спит, устала очень. И брат.
Я вижу, что дети в крайней степени истощения, как и лежащая женщина. Девочка резво поднимается и выглядывает в малюсенькое окно, закрытое не стеклом, как у меня в доме, а какой-то мутной субстанцией, из-за чего поглощается часть дневного света и комнате темно, несмотря на то, что на улице сейчас середина довольно солнечного дня.
- Там помощники старосты, бегом за мной. И сумки свои не забудь, - говорит она торопливо и выбегает на кухню.
Я за ней. Девочка отодвигает половичок, приоткрывает дверцу погреба и говорит:
- Лезь. Там тебя не найдут. А я потом открою.
Честно, сомневаюсь я всего секунду, а когда слышу мужские разговоры совсем близко с домом, мгновенно спускаюсь вниз по хлипкой деревянной лестнице, одной рукой держа сумки. Как я не упала – непонятно, но едва я ступаю ногой на земляной пол, девочка накрывает крышку погреба и я остаюсь стоять в полной темноте, окруженная запахом сырой земли. Ощущения, должна сказать, очень… мерзкие. Словно в могиле замурована. Стою, даже дышать тяжело, хотя понимаю, что воздуха тут достаточно.
Над моей головой раздаются тяжелые шаги.
- Баська, не видала тут женщину незнакомую? Молодая, белокожая, видно, что не из крестьян, – спрашивает грубый мужской голос.
- Как же не видать? Видала! – говорит девочка, и мое сердце на секунду перестает биться. – Она перебросила сумки через ограду, перелезла по забору и ушла.
- Да врешь ты все, она не умеет лазать!
- Зачем мне врать-то? – голос девочки настолько убедителен, что даже я верю, что уже ушла домой, хотя стою посреди тьмы. – Я ее видала. А еще вы обещали, что дадите немного муки тем, кто укажет след. Я указала, если поторопитесь – успеете ее догнать, у нее сумки были тяжелые, далеко не успеет уйти. А мне можно муки?
- Уйди с дороги, отродье! – звук хлесткого удара и падения. – Какая еще мука? Быстрее бы уже сдохли! Наплодилось вас, нищебродов, не продохнуть!
И удаляющиеся шаги. Спустя какое-то недолгое время, показавшееся мне вечностью, дверка погреба открывается.
- Выходи, они ушли.
Вылезаю из погреба с ощущением, что теперь и от меня воняет влажной землей.
- Пошли, я провожу. Там в ограде есть дырка, эти идиоты не знают, она за кустом. Думаю, ты пролезешь, если платье на бедрах соберешь, а то оно какое-то толстое у тебя.
- Погоди, - отвечаю ей. – Ты хоть имя свое скажи.
- Барбара я. Но все Баськой кличут.
- Мне больше нравится Барбара. Дай мне, пожалуйста, нож, если у вас есть, и миску побольше.
- Зачем? – спрашивает с любопытством девочка.
- Надо, - отвечаю с улыбкой, доставая из сумки и выкладывая на стол кусок мяса, тыкву, репу, две крупные картошины и немного зелени.
Через секунду Барбара приносит все, что я попросила. Причем нож очень хороший, заточенный и красивый.
- У меня батька кузнец был. Знаешь какой? Со всех окрестных деревень к нам приезжали, чтобы он ножи сделал или топоры. Говорили, что тогда те сами по себе работают, стоит их только в руки взять. Шутили, конечно, но мой тятя секрет какой-то особый знал, заговор. Никому не говорил, хотел, чтобы в семье остался. Да только умер от сухоты три зимы назад, после того, как на рыбалке провалился под лед. И с тех мы вот так живем… - рассказывает девочка свою непростую жизнь, пока я отрезаю третью часть мяса, потом нарезаю его мелкими кусочками, а половину тыквы и репы – чуть крупнее.
- Смотри. Поставишь мясо вариться, как будет готово, бросай картошку, как она станет мягкой, только тогда – репу и тыкву. Зелень уже в самом конце. Две минутки прокипит и выключай. Поняла?
Девочка кивает, глядя горящими глазами на мясо и постоянно сглатывая слюну. Бедняжка.
- Все сразу не ешьте, будут животы болеть. По вот такой мисочке, как сваришь. И по такой же – перед сном, - показываю Барбаре на посуду, стоящую на печи. Поняла?
- Да.
- Хорошо. Тут вам хватит на три дня, если будете есть понемногу. Бульон сытный, мясо тоже. Как закончится еда, приходи ко мне, я говорила, где живу. Что-то придумаю. Не оставлять же вас голодать.
- Спасибо, - Барбара порывисто обнимает меня, прижавшись худеньким тельцем.
С трудом сглатываю набежавшие слезы.
- Тебе спасибо, милая. Ты мне сегодня очень помогла. А теперь пойдем, показывай дорогу, а то меня дома мои малыши уже заждались.
И мы, постоянно оглядываясь, мелкими перебежками, беспрепятственно доходим до дыры в заборе. Я прекрасно в нее пролезаю, прикрываю ее, вдруг еще пригодится, и, попрощавшись с Барбарой, поспешно
