Книга Верхний мир - Феми Фадугба

– Между тем, твоя реакция полностью доказывает мой тезис, – заявил он, все еще корчась, потом кое-как взял более ровный, почти осторожный тон. – Мы видим благодаря свету. Мы так полагаемся на него, что все, им показанное, считаем чистой правдой. Всей правдой. А на самом деле ты об этом своем партнере ни фига толком не знаешь. Тебе ни разу в голову не приходило просмотреть его эсэмэски, когда он забывал телефон на столе. Ты ни разу не задумывалась, скольким еще чиксам подлюка-свет говорил то же самое «я тебя люблю».

– Ну ладно, – сказала я, потирая шею. – Нет нужды так сгущать. Я все поняла: свет – врет.

– Врет и не краснеет, – подтвердил доктор Эссо.

– И, надо понимать, вы мне сейчас скажете, что одна из хитростей света в том и заключается, что с какой бы скоростью ты ни бежал с ним ноздря в ноздрю, он все равно будет двигаться на триста тысяч километров в секунду быстрее тебя.

– Вот именно! – он вбил каждое слово в стол ударом пальца. – И я это не выдумал, чтобы тебя позлить. Люди сотни экспериментов поставили, чтобы доказать: это правда. Эксперимент Микельсона – Морли, тесты Кеннеди – Торндайка, потом Ивеса – Стилвелла. Загугли их всех – сама убедишься.

Он умолк, пожевал губу. Носки кроссовок под столом указывали почти вертикально вверх, словно он собирался на следующей реплике стартовать прямо сквозь потолок.

– Да будет свет! Свет существовал изначально, но до самого Эйнштейна мы как-то не почесались обратить на это внимание. Эйнштейн с помощью математики доказал, каким обманщиком может быть свет, но даже сегодня мы все еще узнаем о нем какие-то новые вещи, и чешем в репе, и диву даемся, почему он ведет себя именно так…

– Это все та самая шняга – квантовая физика, да?

Дикая версия, что ж поделать, – зато готовое объяснение всему, что сейчас в кино показывают.

– Не-а. Это на самом деле Эйнштейнова теория относительности, – сказал он очень мягко, чтобы не сбить меня с маху в полете. – Она про пространство – время и про то, как по-разному они себя ведут с разных точек зрения. Про то, что все, собственно говоря, относительно.

Эми, уборщица по будням, просунула голову в дверь.

– Извиняйте, что встреваю, – сказала она (две минуты до конца урока, хуже не придумаешь). – Риа, я помню, ты в Пекхэме живешь… Хотела предупредить, чтобы ты осторожно домой шла. По радио говорили, там снова стрельба. Тринадцать убитых. Люди Резни, судя по всему.

– Опять, – вздохнула я, когда дверь за ней закрылась.

– Ты его знаешь? – как-то жадно осведомился доктор Эссо. – Резню?

– Конечно. – Я даже растерялась, что он спросил – ему-то что с того?

Все в стране знали Резню и его парней. Он так часто мелькал в новостных приложениях, что его уже в начальные титры вносили. Хотя, наверное, меня не о том спрашивали.

– Не лично, естественно. А вы?

– Знаю, – носки кроссовок опустились на пол. – Знал в детстве. Он и тогда зажигал, если по правде. Хотя и не так, как сейчас. Совсем не так. Как бы там ни было, – добавил он уже более легким тоном, – большего я тебе сказать не могу, сама понимаешь.

Еще один волнительный коммент, который пришлось проигнорировать. Пока, по крайней мере. Я ухватилась обеими руками за сиденье стула, боясь, уж не откусила ли реально больше, чем смогу прожевать. Чувак с не внушающими доверия ногами, который держал в бумажнике фото моей матери и в детстве был на короткой ноге с Завьером Резней Тено? И повернутый на физике, к тому же… на первый взгляд. Об уравнениях он толковал, как большинство нормальных людей – о семье, и пальцы как на пусковых крючках держал, словно готов был их защищать, бедняжек.

– В общем, на сегодня, я полагаю, это все, – подытожил он.

Давай уже, Риа, крикнула я себе, мы уже достаточно его умаслили.

Сейчас или никогда.

– Ой, пока не забыла, – я кашлянула и вытерла мокрые ладони об задницу. – На классе по бренд-менеджменту сегодня училка сказала, что давно, в двадцатых годах, подростки все время делали эту штуку в социальных сетях – кажется, она «селфи» называлась. Ну, это когда руку вот так вытягиваешь и делаешь дурацкое фото себя в совершенно таком, неироничном ключе, очень всерьез.

– Было такое, – он улыбнулся и покачал головой. – Селфак.

– Так вот, мне для домашней работы задали сделать селфи с кем-то, кто родился до 2008-го.

– Круто, – одобрил он, потом до него дошло. – А, черт… ты со мной хочешь сфотографироваться, да? Слушай, я вообще-то не умею пользоваться камерой на моем телефоне…

Не успел он договорить, как я уже юркнула к нему под бок с телефоном наперевес.

– Так давайте на мой щелкнемся! Вот, держите так и нажмите любую кнопку, когда будете готовы.

Поверить не могу, что делаю такую идиотскую вещь (селфи же – дичь какая-то, если так рассудить), но это ради общего блага, понятно, да?

– Я буду делать знак мира. А вы – что угодно, чего вы там делали в те времена.

Пара секунд широко открытых глаз – вот и все, что мне нужно. Выхватив из кармана сканер, я поставила его доктору Эссо прямо против лица. Раз, молча начала считать я, два…

– А кнопку какую, ты говоришь, жать? – Разумеется, он отвел глаза за секунду до того, как лампочка стала зеленой.

– Да любую же! – взревела я, уже не владея собой.

– А, хорошо… Господи. Так, давай оба скажем «сыр» через одну…

Только сработай, а, взмолилась я про себя. Только сработай.

– Две…

Ну пожалуйста.

– Сыр!

Вспышку я едва разглядела. Как только огонек на сканере позеленел, я тихонько сунула девайс обратно в карман и вздохнула всем телом – от облегчения.

Оставалось еще найти кого-нибудь, кто сможет выкопать с его помощью досье доктора Эссо, но первый этап я с божьей помощью завершила.

Теперь пора отсюда убираться.

– Пока ты не ушла, Риа. – От звуков его голоса я подскочила уже на пороге – вот даже ручку дверную успела повернуть. – У меня есть к тебе один рандомный вопрос. Сугубо теоретического свойства.

Я молча ждала, взвинчиваясь все больше с каждой секундой.

– Мы сегодня довольно много говорили о будущем, – продолжал он. – А вот что насчет прошлого?

– Прошлого? – тупо переспросила я, гадая, куда это его понесло.

– Ну, то есть на самом деле я вот что хочу спросить: если бы ты могла отправиться назад во времени – в прошлое – и что-то там поменять, ты бы захотела?

Вопрос его долбанул меня куда сильнее, чем просто сумма слов. Может, потому, что был как гром среди ясного неба. Может, из-за смертельно серьезного