немного будет похож на меня. Все Олесино негодование, все ее желание моей ревности было в этом сообщении. Олеся хотела, чтобы я беспокоился о ней, чтобы отговаривал от безумных поступков, но этим я бы только оказал ей медвежью услугу. Читая ее откровенные признания, я чувствовал щемящую жалость из-за того, что Олеся так и не может перевернуть страницу нашей истории и освободиться от преследующего ее наваждения.
Поэтому мой ответ ей был предельно сухим и деловитым. Я написал, что ни в кому случае не желаю ей справляться с грустью такими радикальными методами.
«Олеся, ты должна жить полноценной жизнью, получать от нее удовольствие, и не думать обо мне, потому что я остался в твоем прошлом. Я только лишь могу надеяться, что тот, с кем ты найдешь счастье, будет достоин тебя. Поверь мне, я ничего не хочу больше, чем того, чтобы ты была счастлива. Переверни страницу и начни новую жизнь, в которой не будет места ни мне, ни воспоминаниям обо мне».
Олесин ответ состоял из одного предложения:
«Ты никогда не останешься в прошлом, любимый».
С того дня прошло много месяцев, наполненных яркими красками студенческой жизни, в которой Олеси уже не было. В первый год учебы в университете происходило множество животрепещущих событий, и время плавно, по капелькам, выкрало Олесю из моей души.
Однако в дальнейшем оказалось, что точку в нашей истории ставить пока еще рано.
Глава двенадцатая
Прошел первый учебный год в университете – громко, ярко, красочно и невообразимо быстро. В начале июня я сдал последний экзамен семестра, похвастался результатом перед родителями и уже жил в предвкушении возвращения на родину, как вдруг получил неожиданное задание: нужно было приехать к родственникам в столицу и пожить в их пустой квартире две недели, пока они будут в отпуске. Родственники оставляли двух собак, и кому-то необходимо было ухаживать за ними в отсутствие хозяев. Я редко бывал в столице пока учился в школе, а потому охотно дал свое согласие: это был отличный шанс посмотреть город, а также повидаться с бывшими одноклассниками, многие из которых там учились. Опубликовав пост с датой приезда на своей странице в социальной сети, я стал понемногу готовиться к отъезду.
А через несколько дней я получил сообщение от Олеси. За весь учебный год мы списывались раз десять, не больше. Это были либо поздравления на праздники, либо пропитанные печалью сообщения о том, что девушка скучает. Я тоже скучал по Олесе, но с каждым днем мое прошлое все сильнее растворялось в красках новой жизни, и поэтому чувство тоски по нашей школьной страсти было притуплено новыми впечатлениями.
«Здравствуй, милый. Я тоже приезжаю в столицу в это время. Хочешь увидеться?»
«Привет, Олеся. Конечно, я очень хочу тебя увидеть. Ты уже знаешь, где остановишься?»
«Все еще ищу варианты.»
«Останавливайся у меня, если хочешь. Мои родственники оставили мне трехкомнатную квартиру в центре на целых две недели.»
«Даже не знаю, милый… Ты думаешь, это будет удобно?»
Я понимал, что девушка спрашивает не про бытовые сложности и не про правила приличия. Ее беспокоило то, как будут жить в одном помещении двое молодых людей, чье прошлое состояло из животных совокуплений, бешеных оргазмов, диких стонов, литров выплеснутой спермы, откровенных сообщений и застилающей сознание похоти. Откровенно говоря, я сам не знал, будет ли нам неловко, или мы уже позволили прошлому быть прошлым. Как бы то ни было, я написал, что переживать не о чем, и Олеся приняла приглашение.
Через неделю я уже был в столице, и наслаждался погожими летними днями, гуляя по улицам и бегая в парке с собаками. Олеся приехала через три дня – и вот спустя целый год после того, как мы в последний раз неистово совокуплялись в пустой школе за день до моего отъезда, я увидел Олесю снова.
Я и позабыл насколько она красива. Ее юное тело стало еще более тугим и подтянутым. Тонкое белое платье подчеркивало совершенные формы, блестящие волосы падали на изящные ключицы, а глаза были все такими же наивными и голубыми. Олеся достигла зенита своей женской красоты, и выглядела настолько неземной, что у меня перехватило дыхание, как я увидел ее, идущую мне навстречу. Мы улыбнулись друг другу и крепко обнялись. Олеся нарочито неуклюже опустила правую руку вниз, на долю секунды коснулась ширинки моих брюк, словно проверяя, стоит ли мой член ради нее. По тому, как Олеся улыбнулась, я понял, что она осталась довольна реакцией моего тела на нее.
Весь день мы гуляли по городу, непринужденно болтали и постоянно смеялись. Олесю очень позабавил мой приобретенный за год акцент, а я порадовался тому, что она сделала операцию на глазах и более не нуждалась в очках. Я рассказывал ей о своей жизни в другой стране, она – о том, как прошел ее учебный год. Мы тараторили без умолку, но я постоянно ловил себя на том, что рядом с Олесей мой член продолжал стоять и заметно выпирать из брюк, а я постоянно скашиваю глаза на Олесину стоячую грудь. Девушка часто кидала быстрые взгляды на выпуклость у пояса, и в эти моменты выражение ее лица было до крайности счастливым.
К вечеру мы вернулись в квартиру, порядком уставшие после долгой прогулки. Необходимо было быстро сполоснуться и пораньше лечь спать, чтобы утром погулять с собаками – так что я показал Олесе ее комнату с большой мягкой кроватью, а сам отправился в душ. Наскоро помывшись, я натянул домашние брюки и вышел в коридор, на ходу вытирая полотенцем волосы. Олеся стояла у двери, одетая в одну белую футболку и трусики. При одном только секундном взгляде на ее невероятно красивое тело мой пах приятно потянуло. Олеся коротко улыбнулась, прошла мимо меня в ванную комнату, коснувшись грудью руки, и прикрыла за собой дверь.
Я стоял посреди коридора с колотящимся сердцем и пульсирующим членом, и чувствовал, как бешено работают яйца, наполняясь закипающим эякулятом. Я плохо соображал в тот момент, но одно мне было совершенно ясно: мне необходимо увидеть Олесю голой как можно скорее. Решение я нашел за секунды: в туалете, примыкающим к ванной комнате, под самым потолком было сквозное вентиляционное отверстие, закрытое частым пластиковым переплетом. Так что, встав на крышку унитаза, я смог увидеть всю ванную комнату – и Олесин силуэт за ширмой.
Когда Олеся вымылась и отодвинула занавеску, мое безумно колотящее сердце дало перебой. Я больше года не видел
