вареньем.
— Абрикосовое, — поясняет гадалка.
Сощуриваюсь. Не верю, что она умеет читать мысли, но галочку ставлю.
Она садится рядом, практически касаясь своим плечом моего, стол настолько миниатюрен, что выходит тесно к друг другу.
— Спасибо.
Чайной ложкой поддеваю заварочный пакет и шарю по столу в поисках салфеток, чтобы мой чай не превратился в ядреный чифир. Белладонна услужливо подгоняет мне парочку, и я с благодарностью принимаю их.
У меня нет опасения, чтобы не есть и не пить при том, что основания для этого существуют. Без всякого стеснения орудую лепешкой в варенье, когда как хозяйка ни разу не притронулась к еде, лишь изредка почёсывая лицо. Она болезненно морщится при каждом прикосновении к своей коже.
Мой желудок благодарно урчит. Мне осталось блаженно заурчать, потому что на вкус оладьи божественны. Такие в детстве мне готовила ба.
— Кто такой Степан… кажется, Васильевич? — обращаюсь к Белладонне, решая нарушить витающую стесненность. Гадалка вскидывает на меня глаза и замирает. — Вы просили его встать в очередь. Я слышал вас за дверью, когда я… ну вы понимаете, — уточняю.
— Степан Васильевич… Степан Васильевич, — черные бусинки глаз суматошно мечутся по столу. — Ах, Степан Васильевич! — воодушевляется. — Это клиент, просил срочно его принять, а у меня плотный график. Вот я и порекомендовала ему встать в очередь. Да, — на последнем слове расслабленно выдыхает.
— Ммм, — засовываю в рот оладью.
Белладонна снова шкрябает ногтями по лицу и передергивает плечами.
— Как оладушки, Илья Иванович? — внимательно прослеживает за путем движения блинчика из блюда до его исчезновения в моем рту.
Илья Иванович… Замираю с куском плюшки в руке. Да что ж за наваждение такое!
— Очень… — положительно киваю, — очень даже ничего. Спасибо. А почему вы не едите?
— Я… а я позавтракала ранее, — и смотрит так странно, пока я забрасываю оладью в рот и следом тянусь за другой.
Эх, хороши!
— Значит, уважаемая Белладонна, у вас плотный график? И с какими же проблемами к вам приходят?
— С разными, — бодро расправляет плечи. — Смотря кого что беспокоит. Кто-то хочет узнать будущее, кто-то потерялся в своем прошлом и не может найти из него выход, а для кого-то важно, чтобы его просто выслушали.
— Ммм. И вы действительно видите будущее? — скептически выгибаю бровь, делая глоток помойного чая.
— Вы до сих пор сомневаетесь?
— Нет. Я абсолютно уверен, что ваша шатия-братия — жулики и авантюристы каких поискать, — говорю прямо как есть.
За ней забавно наблюдать. И вообще, это странно, но в ее обществе мне комфортно. В том, что она далеко не дура и не глупа, я не сомневаюсь. Во всем остальном мне увлекательно.
— Хотите проверить? — ее тон меняется. В нем появляются нотки оскорбленности и вызова.
Незначительно веду плечом, мол, мне все равно. Хотя сам в предвкушении и мысленно потираю ладони.
— Хорошо, — Белладонна небрежно откидывается на спину стула. — Вы работаете… — гадалка прикладывает пальцы к вискам и начинает их монотонно массировать, — …. работаете в учебном заведении, — ну это не новость. Это мы уже давно выяснили. — Вы преподаватель, — продолжает. — В пятницу на вас был надет светлый джемпер, а вчера вечером вы проводили время…сейчас… — она нахмуривает брови, показывая свой сложный мыслительный процесс. — Вижу! В ресторане или это был бар, не важно. В компании мужчины, — выразительно вскидывает подбородок на манер «выкуси, приятель!». — Что вы скажите на это? — победно складывает руки на груди.
И я ведусь.
Черт знает что, но я ведусь. Подаюсь корпусом вперед, стараясь разглядеть подвох в ее глазах. Клянусь, если бы в моем портмоне была еще десятка — накинул, не сомневаясь.
— Я хочу к вам записаться, — ошарашиваю себя и её.
Кроме очевидного любопытства, это становится делом чести.
Белладонна удивленно хмыкает.
— Эмм… у меня под рукой нет расписания, поэтому…
— Диктуйте номер, — извлекаю из кармана джинсов телефон, зависая над кнопками набора, — я вам сделаю дозвон. Когда определитесь с датой, дайте знать. Можете отправить сообщением в мессенджере.
У Белладонны открывается рот. Она взволнованно хлопает глазами. Да, возможно, я веду себя нагло и бестактно, но чем черт не шутит!
— Эээ… — неуверенно мнется. — Хорошо, записывайте, — диктует свой номер.
Я набираю цифры и откуда-то из глубин квартиры слышу звонкую трель. Готово.
— Ну вот, у нас есть контакты друг друга. Жду от вас сообщения, — хватаю салфетку и обтираю губы. — Засим позвольте откланяться, — встаю. — Благодарю за оказанное гостеприимство.
Я и так засиделся. А еще мне нужно на воздух, чтобы здраво обмозговать услышанное. Слишком всё странно и подозрительно…
В прихожей пока набрасываю пальто, снова улавливаю запах кошачьей мочи. По наитию бросаю взгляд на свою обувь, но ничего ужасающего не наблюдаю.
— У вас есть домашние животные? — решаю всё же уточнить, потому что в прошлый раз именно после посещения Белладонны мои белые кроссовки были безвозвратно испорчены.
— Что вы! — охает девушка. — Я проживаю одна. Никаких животных в квартире нет.
Согласно киваю. Ну раз нет, так нет. Я тоже не заметил ни миски, ни лотка, ничего того, что могло бы принадлежать питомцу.
Пожелав друг другу всего хорошего, сбегаю по ступенькам вниз. Осматриваю монки — чисто. Так откуда тащит этим невыносимым зловонием, что даже свежий утренний воздух не спасает от омерзения?
Глава 11. Постоянно улыбающийся засранец!
— Ашшш… — шиплю я и морщусь от нестерпимого зуда.
Рука так и норовит притронуться к воспаленной коже и содрать, как старый лейкопластырь, но я мысленно бью себя по ладони, чтобы не занести какую-нибудь заразу.
Не думала, что просроченная угольная маска может нанести столько ущерба. Это же не протухшее яйцо… Но, оказалось, моя кожа слишком чувствительная и нежная, чтобы терпеть недоброкачественный продукт.
Это всё засранец Миронов виноват! Столько за выходные убытков мне причинил, что даже его пожалованные с барского плеча двадцать тысяч не возместят потраченных нервов, раздраженной кожи на лице, отсутствие нормального сна, потому что этот надравшийся заумник уснул на моем диване и спать мне пришлось сидя, скрючившись за кухонным столом с маской на лице, которая за ночь высохла и сделала мое лицо похожим на засохший стручок гороха. И