витрины магазина, окна мощным потоком лился солнечный свет, и мириады пылинок в его лучах сверкали и искрились подобно звездочкам. В воздухе стоял крепкий запах старой библиотеки. Наконец, я услышал невнятное бормотание, а вслед за тем увидел, как за многотомной стопкой энциклопедии, похожей на небоскреб, медленно выпрямляется мужчина. Мое представление о профессоре педагогики разительно отличалось от того, что мне сейчас представилось. Это был вовсе не тщедушный старичок с клиновидной бородкой и подслеповатыми глазками. Передо мной стоял еще достаточно крепкий, плечистый муж с крупной головой, увенчанной седым ёжиком. Черты его лица были грубыми, но не лишенными той привлекательности, какой обладают волевые и умные люди. Белоснежные усы оттеняли нездешний ровный загар. Хорошо выбритые щеки лоснились и выглядели упругими. Кожа вокруг светлых упрямых глаз была покрыта рябью морщинок. Несмотря на то, что профессор одной рукой держался за поясницу, на его лице не было и тени болезненного страдания. Этот человек излучал могучее здоровье и властолюбие.
– Привет! – сказал он мне как старому знакомому и, перешагнув через книжную стопку, словно Гулливер через крепостной бастион, протянул широкую, толстопалую ладонь. Блеснул тяжелый золотой перстень. – Тут видишь, что делается – даже посадить тебя некуда. Только переехали. А я ведь говорил рабочим – сначала мебель!
Он говорил чисто и почти без акцента, обращаясь ко мне с тем добрым барским снисхожденьем, с каким умудренный жизнью ментор разговаривает с зачарованными школярами. Пожав мне руку, он сразу вернулся на прежнее место, как если бы знал меня как облупленного, включая всё то, что я собирался ему сказать.
– Ты понимаешь, не могу найти пятый том Брокгауза, – бормотал он, продвигаясь к окну и попутно раскидывая в стороны стопки книг, уподобляясь бульдозеру на мусорной свалке. – Ну? Что у тебя?
Он задал этот вопрос с привычным безразличием, будучи уверенным, что я пришел с просьбой личного характера, что мне хочется отколупнуть немножко от гранитного колосса науки, поступить в институт или же защитить диссертацию. Я понял, что буду долго смотреть на спину профессора, и его внимание на девять десятых будет сосредоточено на стопках книг, если я не огорошу его страшной новостью.
– На вас готовится покушение, профессор, – сказал я громко и отчетливо.
Эта новость, действительно, огорошила профессора, но вовсе не в той степени, какую я ожидал. Он медленно распрямился, поддерживая себя за поясницу, повернул ко мне свое холеное лицо и скептически прищурил глаза.
– Что? – протянул он с вызовом и некоторой насмешливостью, отчего вопрос прозвучал как «Чтэ-э-э?» – Какое еще покушение?
Теперь моя личность занимала доминирующую часть профессорского внимания, если не сказать всю. Он уже рассматривал меня внимательно и с любопытством.
– Вас хотят убить, – уточнил я. – Прикончить. Одним словом грохнуть.
Профессор с необыкновенной подвижностью для своей грузной фигуры шагнул к подоконнику, взял очки, надел их и снова обратил на меня проницательный взгляд.
– Что-то я тебя никак не вспомню. Какой факультет?
– Я не учусь в вашем институте.
– Ничего не понимаю, – признался профессор и сел на широкий, как атлас мира, словарь кельтиберского языка. – Ты вообще откуда?
– Я частный сыщик.
Тут вдруг профессор схватил первую попавшуюся под руку книгу и с сильным замахом швырнул ее, как мне показалось, в меня. Я успел пригнуться, и книга с глухим ударом попала в дверь.
– Кюлли, перестань подслушивать!! – рявкнул профессор, тотчас перевел взгляд на меня и доверительно, как старому другу, поведал: – До чего ж вредная баба! С утра до вечера под дверью скребется, как субретка, будь она неладна!
Я подивился чуткости профессорского слуха, но еще больше меня поразили неожиданные способности старушки.
– А я думал, что она… – произнес я и подергал себя за мочку уха.
Профессор махнул рукой.
– Когда ей надо, она услышит всё, что захочет. Не обращай внимания… Так что там против меня замышляется?
Он старался произнести последнюю фразу с небрежностью, как будто разговор шел о пустяке, но я уловил хорошо скрытую настороженность. Я сказал профессору, что располагаю сведениями о смертельной опасности, которая ему грозит.
– Да? – удивленно произнес профессор. Протянув руку, он взял откуда-то из книжных завалов стакан в серебряном подстаканнике. Кинув в рот арахисовый орешек, он отхлебнул чая и некоторое время медленно жевал, раздумывая. – Странно. Никогда бы не подумал… В голове не укладывается. А ты не ошибаешься?
– Нет.
– Чепуха какая-то, – произнес профессор. – Быть этого не может… Чая хочешь?
Мое известие скорее обидело и обескуражило профессора, чем напугало. Думаю, что он приблизительно так же отреагировал бы на сообщение, что где-то в Гондурасе живет его внебрачный сын, причем совершенный придурок и сволочь. Продолжая хрустеть орешками, которые золотистой горкой лежали на блюдце, профессор снова погрузился в размышления, время от времени кидая на меня изучающие взгляды.
– Я хочу помочь вам, – сказал я. – Но для этого вы должны как можно точнее ответить на вопрос: кто, по вашему мнению, может желать вашей смерти? Кому она будет выгодна?
Профессору не понравилось, что я столь бесцеремонно протискиваюсь к тайнам его личной жизни. Он поставил стакан на книжную стопку и скрестил на груди свои крепкие руки.
– Для начала интересно было бы узнать, откуда у частного сыщика эта глупая информация? – спросил он.
– Информация не глупая, – сдержанно заметил я. – Даже не смотря на то, что о грозящей вам опасности я узнал случайно.
Я начал терять надежду, что профессор не станет требовать от меня более конкретных сведений. Его скептицизм набирал обороты. Мое предупреждение о грозящей опасности он воспринял как личное оскорбление, и ему не терпелось узнать, кто посмел произнести этот вздор.
– Так какая сорока распустила эти слухи? Какому идиоту пришло в голову такое? Кто это так нехорошо бредит?
– Вам обязательно это знать?
– А как же, дорогой мой! Я должен знать, из какой лужи ты выудил эту информацию. И только тогда я определюсь, как к ней относиться. Может, об этом говорили по телевизору, и ты спутал КВН с новостями. Может, клоуны в цирке так пошутили. Или, допустим, ты нашел фамилию Веллс на листочке, вырванном из детективного романа…
Конечно, профессор был прав. Как всякий уважающий себя ученый, он не верил пустым словам и эмоциям. Ему нужны были только неопровержимые факты. Я бы на его месте требовал того же. Но разве я мог рассказать, что меня со всех сторон обложили убийцы, что они идут за мной по пятам? Профессор немедленно выставит меня из дома, да еще в милицию позвонит.
– Я ручаюсь, что это не шутка, – как можно убедительней сказал я.
– Нет, приятель, ответ неверный. Двойка!
