Черри манит меня рукой. Как преступник, пробираюсь наружу, хотя в некотором роде так и есть. Я знаю, что держу твое сердце в руках и собираюсь разбить его. Это подходит мне, Эмилия. Я сломанный ублюдок.
На ней только растянутая черная футболка, которая едва прикрывает ее задницу. Рыжие волосы влажные и свободно падают на ее плечи. Я сегодня видел, как она купается в море, Эмилия. После этого я так жестко тебя трахнул, что мне самому до сих пор больно. Я так себя ненавижу, Эмилия.
Она берет мою руку, и я замечаю в ее другой руке бутылку джина. Она любит джин. Детка, я даже не знаю, какой напиток предпочитаешь ты. Тебе вообще нравился бы алкоголь, если бы я не запретил? Тогда на рельсах ты сказала, что это не твое, из-за твоего отца. Это так? Или я себе напридумывал?
Ее рука худее, чем твоя, а ногти длинные и покрыты лаком. Твои искусаны. Я чувствую, как они впиваются в мою ладонь, когда мы спускаемся вниз. Ступеньки скрипят, и она хихикает. Господи, я тоже смеюсь, хоть и не хочу. Не знаю, что это, Эмилия, но с ней я другой, чем с тобой. С ней все намного опаснее, потому что не могу сопротивляться. Потому что не я главный.
Мы выходим из дома, проходим через террасу и садимся на песок под пальмой. Мы так часто здесь сидели, курили травку, пили и разговаривали ночи напролет. Когда не могу уснуть, часто об этом вспоминаю.
— Дерьмо, — шепчет Черри, ерзая на песке. — У меня песок в трусиках.
— Я бы посмотрел, но уже занят, — говорю я, искренне гордясь собой. Она закатывает глаза, открывает бутылку и пьет. Я смотрю, как капля джина стекает из уголка ее рта, по заостренному подбородку, длинной шее с переливающейся кожей и бежит прямо в вырез футболки.
Сжимаю руки в кулаки. Это неправильно, говорю себе снова и снова. Что я здесь делаю? Почему не лежу с тобой в постели? Почему этого не достаточно, с тех пор как снова увидел ее?
Она протягивает мне бутылку, и я делаю большой глоток.
— Помнишь, Мейсон, ночь звездопадов? Как мы лежали здесь всю ночь и считали? Мы были так сильно под кайфом, что в итоге не знали, было ли это на самом деле.
Это вызывает у меня улыбку, и я засовываю бутылку в песок. Джин горит у меня в горле, смешанный с огнем после трех косяков, выкуренных сегодня вечером.
Она смотрит на меня со стороны, наклонив голову набок и доверчиво улыбаясь. Темные глаза сияют даже во тьме.
— Мне тебя не хватало, — говорит она.
— Мне тебя тоже, — отвечаю, прежде чем успеваю подумать.
Кончиком указательного пальца она ведет по моей руке, Эмилия, наверх, к моему плечу, к шее, и я хватаю ее запястье.
— Черри, что мы здесь делаем? — спрашиваю я с мольбой в голосе, чтобы она прекратила, потому что не знаю, хватит ли у меня сил, Эмилия.
И вдруг она наклоняется и прижимает губы к моим. Я замираю. Все во мне требует сорваться. В конце концов, мне удается отклониться назад.
Мы смотрим друг на друга, Эмилия.
Я не хочу этого делать, Эмилия.
Я не могу сдержаться, Эмилия.
На этот раз наклоняюсь я и впиваюсь в ее губы. Не нежно и не осторожно. Не сдерживаясь, выплескиваю накопившуюся годами страсть и впитываю ее стоны.
Бл*дь!
Толкаю ее на спину. На вкус она как джин и вишня. Такова на вкус она была всегда. И она вкусно пахнет, как пахла всегда. Только эти вещи заставляют меня упасть на колени.
Мне очень жаль, Эмилия!
Чувствую опаляющий жар ее тела, и меня захлестывают, будто волнами, воспоминания. Мы вдвоем здесь в море, обнаженные, посреди ночи. Наши губы. Мои зубы впиваются в ее кожу. Ее ногти царапают мою спину. У меня так много воспоминаний о ней, что она навсегда останется частью меня, Эмилия. И большинство из них хорошие. Не такие, как наша история, которую обволакивает черная туча.
Черри была и есть моим светом.
Я отодвигаю ее трусики в сторону, в то время как она расстегивает мои штаны.
Наши движения суетливые и дрожащие. С тобой мои пальцы никогда не дрожат, Эмилия.
И когда погружаюсь в нее, такое ощущение, что я вернулся домой.
13. Ты мне изменил, Мейсон?
Мейсон
Я только что кончил в другую женщину, Эмилия.
Я только что изменил тебе.
Я целовал ее. Ласкал и сжимал ее грудь.
И я чувствовал ее оргазм вокруг меня.
Я самый большой подонок на Земле, теперь это официально.
Я ужасно себя чувствую, когда возвращаюсь в дом. Такое ощущение, что в моем желудке огромный камень, который не дает мне дышать. Ты лежала там, наверху, и спала, пока я был в другой. Черри все еще на пляже. А я после этого просто встал и ушел, не сказав ни слова.
Я так погружен в свои мысли, что замечаю, что кто-то сидит в гостиной только после того, как уже вошел в нее. На секунду появляется страх, что это папа. Но становится легче, когда вижу, что это просто чертов придурок.
Он выглядит иначе, чем в прошлом году. Как-то больше не похож на долбаного педика. Но в его глазах пылает старая добрая ненависть, когда он встает и смотрит на меня. Мои волосы все еще растрепаны ее пальцами, и кожа покрыта ее потом.
Он напряжен. Его мышцы угрожающе подергиваются, и выглядит он гораздо более брутальным, чем я его знаю. У него щетина на лице и черные круги под глазами, а волосы растрепаны. Это ты их взъерошила, Эмилия?
Я прекрасно видел, как он смотрел на тебя в последние дни, и не взорвался лишь потому что был отвлечен. В присутствии Черри я не могу взрываться.
— Ты все-таки это сделал? — хрипло спрашивает он.
— Райли, что ты хочешь от меня? — раздраженно отвечаю я.
Он медленно подходит ко мне, Эмилия.
— Чего я от тебя хочу? — он поднимает одну бровь вверх, потом замахивается и с силой бьет меня в живот, в котором и так уже лежит камень. И я позволяю этому случиться. Следует еще два удара, а я даже не поднимаю руку для защиты или атаки, потому что заслужил это, Эмилия, и мы оба это знаем.
— Если ты еще раз причинишь ей боль, Мейсон, то больше никогда не сможешь никого трахнуть. Причем во всех
