его к груди, пожалеть бедненького.
– Хотел бы я быть на его месте, – пробормотал Фёдор.
– В смысле упасть в яму, замерзнуть и пролежать под землей сорок тысяч лет?
– Можно и так, – пожал он плечами.
К мамонтенку подошла семейная пара с мальчиком лет десяти. Мальчик вытянул в сторону ладонь. Папаша долго примерялся, затем сфотографировал его на смартфон.
– Идем, – сказала Зофия.
На улице она попросила фляжку. Фёдор смущенно возвратил пустую.
– Вот что вы за человек такой? Это подло.
– Простите, я сейчас же откуплю. Где тут магазины?
– Ложка дорога к обеду, разве не знали? Посмотрите, у меня тушь не размазалась?
Он заглянул ей в глаза. Она сначала смотрела куда-то в сторону, но потом тоже заглянула ему в глаза.
– Все в порядке, – сказал Фёдор.
– А у вас не очень.
– Тушь размазалась?
Зофия даже не улыбнулась.
– У вас глаза пьяницы.
– Какие они?
– Сложно объяснить. Это же вы писатель.
– Ну все-таки?
– Испуганные и виноватые, похотливые, распухшие и красные.
– Как много всего.
– Перестаньте острить. Ничего смешного.
– Что мне еще остается?
Они вышли к стрелке и сели на лавочку. Виски так и не подействовал. Но птичка пока дремала. Фёдор закурил, надеясь, что никотин подстегнет алкоголь и тот наконец схватит его за горло, будто голодный дикий зверь.
– Хотите, помогу вам? – спросила Зофия.
– Чем?
– Вас можно закодировать. У меня есть знакомый гипнотизер. Он вам поставит блок.
– Блок, – повторил Фёдор. – И голос был сладок, и луч был тонок, и только высоко, у царских врат, причастный тайнам, – плакал ребенок, о том, что никто не вернется назад.
– Ясно, – сказала Зофия. – Но предложение в силе.
– Спасибо.
– Договор привезли?
– Да, но пока не подписал.
– Ну сейчас вместе и подпишем.
Фёдор достал из сумки договор и протянул ей.
– Что это? – спросила Зофия, листая. – Что за бред? «Дом стоял в конце улицы и был высокий и красный». Это ваш новый роман, что ли?
Он заглянул, вытянув шею:
– Идиот! Я не то взял.
– Спьяну, – добавила Зофия.
– Приятно, что вы обо мне беспокоитесь, – сказал Фёдор.
– Я за сценарий беспокоюсь.
– Сценарий-то кто угодно может написать.
Зофия протянула рукопись:
– Если вы автор этого, то договор я подписывать не буду.
– Конечно, автор не я. Один начинающий писатель. Это его первый рассказ.
– Как будто ребенок писал.
– Вы почти угадали.
Откуда-то сзади вышел мужик с медвежонком на поводке. Фёдор поджал ноги. Зофия и бровью не повела.
– Фотографию с медведем не хотите, молодежь? – спросил поводырь.
И улыбнулся, показав золотую коронку.
23
На одной из линий они отыскали копировальный центр. Зофия зашла, Фёдор остался ждать на улице. Закурив, обратил внимание на рюмочную через дорогу. Мимо проносились машины. Светофор был далеко. Немного выждав, когда появится небольшой просвет, Фёдор выбежал на проезжую часть, но вздрогнул от воя клаксона и метнулся назад, будто нашкодивший пес. Проходивший мимо мужик сказал:
– С окна лучше спрыгни, надежнее.
Фёдор выбросил окурок, покопался в смартфоне. Инна не написала. Он снова поглядел на рюмочную. Попробовал прикинуть, сколько времени потратит, пока добежит до перехода, оттуда в рюмочную, махнет сотку или двести и вернется назад. Минут пять? Подумал написать Зофии, что у него возникло неотложное дело. Но это было глупо, нелепо. А впрочем…
В этот момент она вышла и сказала:
– Чего вы тут скачете? Я в окошко видела.
– Это… Тут… Я…
Зофия посмотрела на противоположную сторону и хмыкнула:
– Неужели вам так не терпится?
Фёдор пожал плечами. Конечно, ему не терпелось. Он потихоньку сгорал изнутри.
– Да нет, просто…
– Не мямлите вы, Фёдор Андреевич. Будьте смелым. Вы же мужчина. Так и скажите: хочу выпить.
– Ну не то чтобы…
– Ох! – Зофия закатила глаза. – Ладно, пойдемте уже. Заодно договор подпишем.
Дошли молча. За стойкой скучал бородатый парень с модной стрижкой. Он копался в смартфоне и зевал.
– Хочу вас угостить, – сказала Зофия. – Сколько вы сможете выпить?
– Ну грамм двести для начала можно, – ответил Фёдор, вцепившись взглядом в прайс.
– А ноль пять?
– Это многовато, если разом.
Она ухмыльнулась:
– Молодой человек, водки пятьсот, сок и каких-нибудь соленых огурчиков – закусить.
– «Корюшку» будете? – спросил бородач.
– Не сезон же.
– Это водка такая. Наша, петербургская. Разливают в Пензе, правда.
– Отлично!
Они сели за столик. Зофия подвинула две папки:
– Читайте внимательно.
Фёдор вытащил бумаги и сразу же везде подписал.
– Вот и хорошо, – сказала она.
И тоже поставила подписи. Один экземпляр отдала Фёдору.
– Не люблю лезть с советами, но вам стоит поскорее садиться за работу. Время быстро пролетит. Время – самый страшный убийца.
– Целых три месяца у меня в кармане, – ответил Фёдор.
– Почему три? Там же написано – шестьдесят дней. Это два месяца.
– Ну два, – смутился он.
– Достаточно?
– Достоевский написал «Игрока» за двадцать шесть дней.
– Это правильно, что вы равняетесь на великих. А то, знаете, мода пошла – взять для примера какое-нибудь говно и говорить, что по сравнению с ним ты гений.
– Сузился русский человек, – сказал Фёдор. – Я бы раздвинул.
– Раздвинули? Может, расширили?
– Или так.
Бородач принес водку, сок и соленые огурцы. Держась за бутылку двумя руками, Фёдор налил в рюмки, немного расплескав на скатерть.
– А я не пью водку, это все вам, – сказала Зофия.
Она вдруг посмотрела ему за плечо, немножко натянуто улыбнулась и помахала рукой. Фёдор выпил и оглянулся. От входной двери к ним шел Борщевиков.
– А я иду мимо, гляжу в окошко, тут ты сидишь, – сказал он, не обращая внимания на Фёдора. – Зизи, милая! Сейчас вернусь.
И направился к стойке.
Фёдор загнал в себя вторую порцию водки и спросил:
– А вы не помните, в Петербурге сколько народу живет?
– Пять миллионов триста шестьдесят тысяч.
– Какая точность!
– Я люблю точность. А к чему вы спросили?
– Да вот думаю, – пожал плечами Фёдор. – Тут пять миллионов живет, но я встречаю тут только каких-то старых знакомых мудаков.
– Это ваша карма. Не надо было того вашего знакомого писателя бить по попе.
– По попе, – повторил Фёдор. – Скоро продолжу. У нас намечена дуэль по правилам бокса.
– Напомните его фамилию.
– Каргополов, – немножко каркнув, ответил Фёдор.
От водки пошло тепло. И губы сами собой растянулись в ухмылке.
– Почитаю его, пожалуй, – сказала Зофия. – Интересно же, на кого вы так обиделись.
– Я не обиделся.
Хотя от ее слов действительно ощутил обиду и ревность. Почему-то хотелось, чтобы она читала только его. Да и не только она.
– Вы в Бога верите? – спросил Фёдор.
Но вернулся Борщевиков с бокалом бледно-желтого напитка и не дал ответить.
– Зизи, с каких
