когда мы рассказали ей, что произошло, но отец сказал: «Завтра он будет дома, он уже несколько месяцев так себя ведет. Это просто этап такой».
– Это не просто этап! – выкрикнула Кэти. – Ты не можешь сказать: «Ну это просто такой этап». Людям важно, что они чувствуют! Может, когда-нибудь он это перерастет, но сейчас ему это важно. Если он никогда не вернется домой, это ты будешь виноват, это ты всегда придирался к нему со всякими глупостями, то волосы у него не такие, то он физкультуру завалил!
Она села и снова расплакалась. Ее отец просто посмотрел на нее и сказал:
– Милая, я понимаю, ты волнуешься за него и поэтому так разговариваешь. Но Эмэндэмс завтра будет дома, он разумный парень.
– А почему ты ему этого никогда не говоришь? – всхлипнула Кэти. – Не думаю, что он завтра вернется. Он никогда ничего не делает, поддавшись порыву, ему всегда нужно всё обдумать. Он не вернется!
К этому моменту в комнате уже стояло двое или трое младших детей, кто в трусах, а кто и голышом. Они услышали достаточно, чтобы понять, что Эмэндэмс пропал, так что они тоже принялись плакать. Вокруг стоял жуткий бардак, я чувствовал себя очень неуютно. Марк ждал меня в машине, было два часа ночи, скоро пора было вставать в школу. Мне хотелось уйти, вот только не хотелось уходить от Кэти. Мне хотелось забрать ее с собой. Ее отец сказал: «Брайон, спасибо за помощь. Тебе, наверное, пора домой, твоя мать наверняка волнуется».
Я мог бы сказать ему, что мама никогда не волновалась из-за нас с Марком – она нас любила, но позволяла нам жить своей жизнью, – но вместо этого просто сказал: «Да, сэр». Я вдруг заметил, что там, где у него еще оставались волосы, они были угольно-черные, а глаза у него были такие же, как у Кэти и Эмэндэмса, хоть и уменьшились с возрастом. Я подумал, не странно ли это – видеть собственные глаза на чужом лице? Я устал, и мне приходили в голову странные мысли.
– Там все на голове стоят? – спросил Марк, когда я вернулся в машину.
– Ага, – ответил я. – И я их не виню.
– Им не о чем беспокоиться, – сказал Марк. – Половина ребят на Ленте живет у кого-нибудь из друзей – дома, в машине или в гараже. А помнишь, как прошлым летом мы с тобой дома неделями не появлялись? Вечно тусовались на озере или у кого– нибудь в гостях. Помнишь, как Уильям сон тогда с парой других ребят снял квартиру на два месяца? Да там полгорода ночевало.
– Да, но Эмэндэмс же еще ребенок.
– И мы с тобой тоже. Пока ты не вырос, с тобой не может случиться ничего плохого, ты разве не понял еще?
– Да-да, беззаботная юность, – саркастически сказал я. – Ты слишком много слушал взрослых.
– Я вот беззаботен. Я ничего не боюсь и не буду бояться, пока не повзрослею.
– Тебе всё сходит с рук, – сказал я, потому что это фраза всегда проносилась у меня в голове, когда я всерьез думал о Марке.
– Ага, всё, – он помолчал. – И тебе раньше тоже сходило.
Я посмотрел на него, и мне вдруг почудилось, что он стоит по другую сторону глубокой пропасти, и мне до него не дотянуться. Как будто машина вдруг стала шириной с Мексиканский залив, а я смотрел на Марка в телескоп.
– Что происходит? – спросил я, кажется, вслух, но Марк уже уснул.
Прогнозы его отца не сбылись: Эмэндэмс не пришел домой на следующий день. Мы с Кэти целую неделю каждый вечер ездили по Ленте туда-сюда, но теперь это совсем не было в кайф: мы искали Эмэндэмса. Мы его не нашли. Мы остановили, наверное, шестьдесят миллионов маленьких длинноволосых ребят, похожих на Эмэндэмса, но он нам так и не попался. Я стал искать его повсюду.
Я нашел работу в супермаркете, и мне прекрасно удалось изменить свое поведение – или, по крайней мере, внешнюю его сторону. Конечно, про себя я продолжал умничать, но теперь не говорил ничего такого вслух. Фасовать овощи – не самое веселое занятие в мире, но теперь я приносил домой деньги, и Марк тоже приносил, больше, чем когда– либо. Я не мог поверить, что всё это он ворует, и решил, что он стал играть в покер по-серьезному. Я никогда не спрашивал, откуда у него столько денег, и мама тоже не спрашивала. Конечно, ей бы и в голову не пришло, что Марк добывает их нечестным путем. И потом, мы были не в том положении, чтобы отказываться от денег, если они вдруг подвернутся.
Однажды вечером, спустя пару недель после исчезновения Эмэндэмса, мы с Марком отправились тусоваться вдвоем, как раньше. Казалось, между нами никогда не было Мексиканского залива, никогда ничто невидимое нас не разъединяло. Мы катались туда-сюда по Ленте, клеили девчонок и участвовали в гонках, хоть наша машина была не из лучших. Я клеил девчонок вполсилы: я был очень серьезно настроен насчет Кэти, хоть и не рассказывал об этом никому, даже ей самой.
– О, – вдруг сказал Марк, – смотри-ка, кто там на парковке.
Там стояла Анджела и еще несколько девчонок, которые были одеты, как она, и вели себя так же, как она. Всегда видно, когда девчонка хочет, чтобы ее склеили.
– Давай к ним, – сказал Марк. Он улыбался.
– Ага, – сказал я. Меня переполняло предвкушение: что-то будет, сейчас что-то произойдет. Мы припарковались, нас тут же окружили девчонки.
– С дороги, – властно сказал я. – Я хочу видеть Анджелу.
– Брайон! – стоило мне вылезти из машины, как она кинулась мне на шею. – Брайон, я так рада тебя видеть!
Она была довольно-таки пьяна, но Марк подмигнул мне, и я позволил ей себя обнять.
– Куда ты подевалась, Анджел? – спросил я. – Как замужняя жизнь?
Она затейливо выругалась, давая мне понять, как она находит замужнюю жизнь, семью своего мужа и его самого.
– Мне он никогда не нравился. Я просто думала, что я… что у меня…в общем, я думала, но оказалось, что нет. А я только поэтому и вышла за этого недоделанного, – в перерывах между ругательствами она чуть не плакала. – Только ты мне нравился, Брайон.
– Ну конечно, – сказал я. Мне всё еще тошно было ее видеть. Она была еще красивей, чем обычно, она запросто могла бы стать звездой кино, но я
