После этого он так же важно и шумно удалился. За окном зашумели моторы.
— Давайте выпьем виски, — предложила Элла Максимовна.
Турецкий с готовностью разлил «Джонни Уоркер» по стаканам. Они молча выпили.
— Извините, а курить здесь можно? — Александр Борисович вытащил свои паршивые «LM».
— Здесь уже все можно, — обреченно сказала вдова.
Они молча закурили. Турецкий оформил протокол допроса, уместившийся на одной странице, решив больше не терзать Эллу Максимовну формальностями. Вместе с премьером приехал начальник ХОЗУ кабинета министров, который хотел сегодня же расписать со вдовой весь порядок похорон и поминок, поскольку вечером он был обязан обо всем доложить Белову, а тот Президенту, как торжественно выразился полноватый и губастый руководитель хозяйственного управления, «всю процедуру будущего прощания страны с вице-премьером». Требовалось согласовать время, сроки, детали, все заранее подготовить, утрясти, спланировать. Элла Максимовна с грустью посмотрела на следователя, точно ей не хотелось с ним расставаться. В правительственную семью она внедриться еще не успела, а со старой, принадлежавшей Станкевичу, уже порвала. Турецкий был в курсе и этого развода, и этой женитьбы, о чем «Московский комсомолец» расписал пламенно, страстно и в подробностях. «Надо, кстати, покопать и Станкевича, — подумал Александр Борисович. — У него были причины не любить бывшего друга».
— Я вам позвоню на днях. Возможно, приглашу в прокуратуру или же сам подъеду, чтобы еще раз во всем разобраться, — сказал Турецкий.
Элла Максимовна назвала ему номер домашнего телефона.
— А сюда, на дачу? — спросил следователь.
— Здесь я не буду, — твердо ответила вдова. — Не смогу.
Александр Борисович выразил еще раз свои соболезнования, оформил протокол осмотра места происшествия и откланялся. Прошло как раз два часа, и Реддвей уже ждал его в гостинице. Все равно первоначальные результаты экспертиз и анализы будут в лучшем случае готовы только к утру завтрашнего дня. Он дал задания операм из МВД: навестить и допросить повариху и узнать, почему она не явилась, кто получал продукты и кроме нее имел к ним доступ; допросить уборщицу и коменданта: кто навещал Шелиша на даче в эти дни и сегодня с утра, кто обычно приезжал к ним по выходным, с кем они дружили здесь, на даче, — словом, все, что только можно, об их дачной жизни. Обойти соседей, допросить и их, что они видели сегодня, не залезал ли кто-нибудь в окно спальни. Эксперт-химик завтра даст заключение по голубцам, Николаев произведет вскрытие, картина более-менее прояснится и можно будет намечать те или иные версии, к примеру, был или не был подмешан яд в пищу.
Уже садясь в машину, он заметил Летецкого, идущего к даче, и попросил шофера притормозить.
— Семен Яковлевич, — выйдя из «Волги», обратился к нему Турецкий, — а мог ли, к примеру, какой-нибудь экстрасенс или колдун вызвать такую реакцию в организме?
— В принципе мог бы, будь на месте Олега Дмитриевича человек нервически слабый, подверженный таким внушениям и воздействиям. Но я еще раз говорю: у Шелиша был очень сильный и здоровый организм. Он, кстати, не курил, почти не пил, как я уже сказал, занимался спортом, так что… Он был сильный крепкий человек. Представляете, какой силы необходимо такое психическое воздействие?
— А со Станкевичем они поддерживали отношения? Я имею в виду Олег Дмитриевич?
— Я ни разу не видел, чтобы приезжал Геннадий Генрихович, — сказал Летецкий и, помолчав, добавил: — Там были сложные отношения во всех смыслах.
Выезжая из поселка, Турецкий был атакован журналистами, которые перегородили дорогу, требуя остановиться.
— Вот гаденыши! — возмутился шофер. — Может, даванем их, Александр Борисович? — почему-то со злостью предложил он.
— Да ты что, Петя, — удивился следователь. — Это же оплот нашей демократии.
— Дерьмократии, — поправил его Петя.
Турецкий хотел одернуть Петра Ивановича за столь непочтительное отношение к собственной власти и прокоммунистические выпады, но дверцу «Волги» уже открыли, и ему пришлось вылезать, что он и сделал, высыпав несколько приготовленных фраз: «Насильственная смерть при загадочных обстоятельствах. Следствие только начинается, поэтому никаких выводов о случившемся мы делать не можем».
— Когда появятся выводы? — спросила худенькая сексапильная журналисточка с черной челочкой, язвительно скривив губы.
«Где они только таких хорошеньких язв откапывают», — подумал Турецкий.
— Очень скоро, это я вам обещаю! — сказал он.
— У Турецкого всегда есть в запасе какая-нибудь версия! — выкрикнул один из тележурналистов. — Колитесь, Александр Борисович! Мы чувствуем, что вам известно больше, чем вы нам говорите. Это убийство?
— Мне всегда известно больше, чем журналистам, на то я и следователь, — усмехнулся Турецкий. — Но есть вещи, которые совсем не нужно говорить всем. Не исключено, что имеем дело с умышленным убийством! Не исключено! Пока все, ребята!
Он залез в машину, хотя еще минуты полторы его не хотели выпускать, но водитель даванул на газ, и прыткие журналисты попадали в стороны.
— Петя, ну ты что? — урезонил его Турецкий.
— Да хоккей же сегодня! — в сердцах вырвалось у водителя. — Чемпионат мира!
— А-а, — промычал Александр Борисович. — «А Шелиш его уже не посмотрит», — с грустью подумал он.
9
Питер в одиночестве потягивал виски, приходя в форму, когда Турецкий появился у него в номере. К счастью, «Белая лошадь» была только начата, и Александр Борисович присоединился к нему, вкратце пересказав происшедшее. Питер, как старая гончая, повел носом и засыпал его вопросами, упирая в основном на детали осмотра трупа потерпевшего.
— Завтра читай газеты, журналисты все распишут, — отмахнулся Турецкий. — А может, и фотографию дадут. А я тебе честно признаюсь: пока ни одной версии. Вот посмотрю результаты вскрытия и выводы экспертиз, там, может быть, что-то в мозгах появится, погутарим. А так чего воду в ступе месить.
— Воду месить? — удивился Реддвей. — Толочь.
— Какая разница: месить или толочь, одно и то же.
— Синоним! — радостно сказал Питер.
— Он самый…
— Чтоб воду в ступе не толочь, — вспомнил Реддвей. — Означает: говорить без толку.
— Правильно! — одобрил его Турецкий, прикладываясь к стакану с виски и со льдом. — Ледок хорош, язви его!
— Язви кого?..
— Все, с русским языком закончили! — решительно сказал Турецкий. — Давай по делу. Что у нас с алюминием?
— Мне не разрешили лететь в Красноярск…
— Почему?
Питер пожал плечами.
— Этот вопрос решим!
— Уже не надо. — Реддвей выложил телеграмму на английском.