В октябре 1990 г., когда тюрьмы Руанды были переполнены мнимыми сообщниками РПФ, Нгезе выпустили из-под стражи, чтобы он заново наладил выпуск «Кангуру». (Редактор «Кангуки» оставался надежно изолированным от общества.) Используя войну как декорацию, Нгезе удалось добиться тонкого баланса между маской проверенного тюрьмой «овода» — борца с режимом — и своей тайной ролью подсадной утки аказу. Страстно призывая хуту объединяться в борьбе против угрозы со стороны тутси под началом президента, он одновременно попрекал президента тем, что тот не способен вести эту борьбу с достаточной бдительностью. В то время как международное давление все еще удерживало правительственных чиновников от откровенной этнической риторики, Нгезе публиковал, по его собственным уверениям, документы РПФ, которые якобы «доказывали», что мятежное движение было частью давнего заговора тутси-националистов, целью которого было закрепостить хуту, связав их по руках и ногам феодальным рабством. Он составлял списки видных тутси и их сообщников-хуту, которые «просочились» в общественные институты, обвинял правительство в предательстве дела революции и призывал к безжалостной кампании национальной «самообороны», чтобы защитить «достижения» 1959 и 1973 гг. И все это он делал на деньги, предоставленные в виде правительственного кредита, отдавая бо́льшую часть своих тиражей местным бургомистрам для бесплатной раздачи.
В 1990 г. в Руанде появилось целое полчище новых периодических изданий. Все они, кроме «Кангуры», служили рупорами сравнительной умеренности — и все, кроме «Кангуры», ныне в основном канули в забвение. Хассана Нгезе, хуту-националиста популистского толка, выдернутого из безвестности женой президента для исполнения обязанностей придворного шута, с бо́льшим основанием, чем кого-либо иного, можно назвать автором сценария надвигавшегося «крестового похода» хуту. Было бы глупо оспаривать его великолепные способности в роли торговца страхом. Когда в другой газете был опубликован шарж, изображавший Нгезе на кушетке и «демократическую прессу» в роли психоаналитика, со следующим текстом:
Нгезе: Доктор, я болен!!
Врач: И чем же вы больны?!
Нгезе: Этими тутси… Тутси… Тутси!!!!!!! — Нгезе подхватил его и перепечатал в «Кангуре». ОН БЫЛ ОДНИМ ИЗ ТЕХ УБИЙСТВЕННЫХ СОЗДАНИЙ, КОТОРЫЕ ВСЕ, ЧЕМ В НИХ НИ БРОСЯТ, ПРЕВРАЩАЮТ В СОБСТВЕННОЕ ОРУЖИЕ. Он был забавным, наглым и в одном из самых подавленных обществ на земле являл собой освобождающий пример человека, который, казалось, не ведал никаких запретов. В качестве расового теоретика Джон Хеннинг Спик смотрелся рядом с Нгезе как раз тем, чем он и был на самом деле, — дилетантом. Нгезе стал выдающимся исходным архетипом руандийского хуту-génocidaire[10], и вскоре у него появился легион подражателей и апостолов.
Хотя Нгезе был верующим представителем маленького сообщества руандийцев-мусульман — единственного религиозного сообщества, по словам одного христианского лидера, которое «вело себя внешне пристойно и не принимало активного коллективного участия в геноциде, даже наоборот, старалось спасать мусульман-тутси», — истиной религией Нгезе был «хутизм». Его самая знаменитая статья, опубликованная в декабре 1990 г., представляла собой кредо этой новорожденной веры и называлась «Десять заповедей хуту». Несколькими быстрыми штрихами Нгезе оживил, отредактировал и заново освятил хамитский миф и риторику революции хуту, чтобы четко изложить доктрину воинственного хуту-пуризма. Первые три заповеди касались неистребимого представления о том, что красота женщин-тутси превосходит внешние данные женщин-хуту, которое постоянно подкреплялось пристрастиями заезжих белых и хуту, обладавших высоким общественным положением. Согласно заповедям Нгезе, все женщины-тутси были агентами тутси; мужчины-хуту, которые женились на тутси, водили с ними дружбу или брали их «в секретарши или любовницы», должны были считаться предателями, а женщинам-хуту со своей стороны предписывалось пресекать «тутсилюбивые» поползновения мужчин-хуту. От вопросов пола и секса Нгезе переходил к делам бизнеса, ОБЪЯВЛЯЯ ЛЮБОГО ТУТСИ БЕСЧЕСТНЫМ — «ЕДИНСТВЕННОЙ ЕГО ЦЕЛЬЮ ЯВЛЯЕТСЯ ПРЕВОСХОДСТВО ЕГО ЭТНИЧЕСКОЙ ГРУППЫ», — А ЛЮБОГО ХУТУ, КОТОРЫЙ ВЕЛ ФИНАНСОВЫЕ ДЕЛА С ТУТСИ, — ВРАГОМ СВОЕГО НАРОДА. То же самое утверждалось и в отношении жизни политической: хуту должны контролировать «все стратегические посты — политические, административные, экономические, военные и в структурах безопасности». Далее, хуту было заповедано блюсти «единство и солидарность» против «общего врага — тутси», изучать и распространять «идеологию хуту» революции 1959 г. и рассматривать как предателя любого хуту, который «преследует своих братьев-хуту» за изучение или распространение этой идеологии.
«Десять заповедей хуту» широко распространялись и обрели неслыханную популярность. Президент Хабьяримана потрясал фактом их публикации как доказательством «свободы прессы» в Руанде. Общественные лидеры по всей Руанде считали их эквивалентом законодательства и вслух зачитывали их на общественных мероприятиях. Их идею вряд ли можно было назвать непривычной, но благодаря новому привкусу «священной войны» и неумолимым предупреждениям «впавшим в ересь» хуту даже неискушенное в своей массе руандийское крестьянство не могло не уловить, что эта идея достигла совершенно новой набатной кульминации. Восьмая — и наиболее часто цитируемая — заповедь гласила: «Хуту должны перестать жалеть тутси».
* * *
В декабре 1990 г., в том же месяце, когда Хассан Нгезе опубликовал «Десять заповедей хуту», «Кангура» приветствовала французского президента Миттерана портретом во всю полосу, снабженным заголовком: «Друг познается в беде». Приветствие это пришлось как нельзя кстати. Сражаясь плечом к плечу с Руандийскими вооруженными силами (РВС) Хабьяриманы, сотни превосходно экипированных французских десантников не давали РПФ продвинуться дальше изначально захваченного плацдарма на северо-востоке страны. Поначалу Бельгия и Заир тоже посылали войска в поддержку РВС, но заирцы были так охочи до пьянства, мародерства и насилия, что руандийцы вскоре уже сами умоляли их отправляться домой, а бельгийцы устранились по собственной инициативе. Французы же остались, и их роль была так велика, что уже после первого месяца сражений Хабьяримана объявил о поражении РПФ. В действительности потрепанные отряды мятежников просто ушли на запад с открытых равнин Северо-Восточной Руанды, чтобы основать новую базу на неприступных, поросших тропическими лесами склонах вулканов Вирунги. Там мерзнущие, мокнущие и плохо снабжаемые бойцы РПФ несли больше потерь от пневмонии, чем в боях, ведя подготовку просачивавшихся ручейком сквозь леса новых рекрутов и формируя из них свирепую — и свирепо дисциплинированную — партизанскую армию, которая смогла бы быстро усадить Хабьяриману за стол переговоров или нанести ему решительное поражение, если бы не Франция.
Военное соглашение, заключенное в 1975 г. между Францией и Руандой, прямым текстом воспрещало участие французских войск в руандийских войнах, военной подготовке или полицейских операциях. Но президент Миттеран благоволил Хабьяримане, да и сыну Миттерана, Жан-Кристофу, торговцу оружием, порой выполнявшему поручения Министерства иностранных дел Франции в африканских странах, он тоже нравился. (По мере того как военные расходы опустошали государственную казну Руанды, а война все затягивалась, в Руанде набирала обороты наркоторговля; армейские офицеры закладывали плантации марихуаны, и широко ходили слухи о том, что Жан-Кристоф Миттеран неплохо наживался на нелегальной торговле.) Франция организовала масштабные поставки вооружений в Руанду — не прекратив их и во время убийств 1994 г., — и все начало 1990‑х французские офицеры и солдаты служили вспомогательным придатком руандийской армии, заправляя в ней всем, от авиадиспетчерской службы и допросов пленников из РПФ до сражений на передовой.
