здесь четыре дня, да еще в бессознательном состоянии, значит, была почти при смерти. Не пусти Йернирден под крышу, загнулась бы в ближайшей канаве. Заплатить за комнату — самое меньшее, чем я могу его отблагодарить.
— Хорошо. Только у меня денег нет.
— Ничего, отработаешь.
— Как? — осторожно спросила я. Память услужливо напомнила тот бред, что нес лощеный хлыщ. — Я ничего не умею.
Я всерьез опасалась, что он потребует переспать с ним в качестве платы. Этот вариант меня не устраивал, но разве получится возразить? Или отбиться, если на то пошло?
— В трактире будешь две недели работать, — понимающе оскалился верзила. — Тряпкой махать да на стол подавать точно умеешь — любая девка этому с рожденья обучена.
Ну, с этим можно было бы поспорить… Знала я одну девушку, мою ровесницу, которая дома не то что пол, даже посуду за собой не мыла. И не потому, что маникюр берегла (хотя и это тоже, конечно), а просто не умела. За нее всегда мать все делала.
— Почему так долго? — удивилась я. — За четыре дня две недели отрабатывать?
— Потому что я так сказал, — отрезал Йейнирден. — Спорить будешь?
Один взгляд на его сердито сведенные брови и задавать вопросы мне расхотелось.
— Нет, — поспешно сказала я и для верности головой помотала.
Йейнирден смягчился и пояснил:
— Тебя ж еще кормить придется. И жить ты здесь будешь. То на то оно и выйдет.
Я на секунду задумалась и решила, что он прав.
— Варналия даст тебе одежду, — сказал мужчина, окинув меня оценивающим взглядом. — В твоей к людям выйти нельзя, срам один.
Похоже, он имел в виду джинсы и ветровку, которые висели, аккуратно сложенные, на спинке кровати.
Йейнирден направился к двери, но остановился на пороге и обернулся:
— Про другие миры не трепли, — сказал он. — Ни к чему девчонке голову такими делами забивать.
Негромко вроде сказал, спокойно, но мне отчего-то стало не по себе. Я поспешно кивнула.
— Не скажу, — заверила. — А если спрашивать будет, что мне сказать?
— Придумай что-нибудь. Вы, бабы, это умеете.
Йейнирден, наконец, вышел, а я осталась стоять посреди комнаты, совершенно растерянная. Одно радовало: на ближайшие две недели мне не нужно беспокоиться о еде и ночлеге. Будет время осмотреться и пообвыкнуть.
Минут через пятнадцать — я сочла за лучшее вернуться в кровать — в комнату осторожно заглянула девушка с массивным свертком в руках. Невысокая, стройная, с роскошной косой цвета гречишного меда, вздернутым носиком и невероятно синими широко распахнутыми глазами. Хорошенькая, как куколка. На вид ей было лет пятнадцать.
— Отец сказал дать тебе одежду, — робко сказала девушка.
«Отец?» — мысленно поразилась я. — «Тот громила — ее отец?»
Девчонка была совсем на него не похожа.
«Может, в мать пошла?»
— Спасибо, — кивнула я.
Девушка осторожно приблизилась. Горячее любопытство, плещущееся в ее глазах, сильно смущало. Я не привыкла, чтобы на меня так откровенно пялились. Будто я редкий зверек в зоопарке или уродец какой.
Девушка между тем развернула сверток и разложила на кровати то, что принесла. Ни одной знакомой вещи, все длинное, серое и из грубой ткани.
— Помочь тебе одеться? — заметив мое замешательство, несмело предложила она.
— Да, пожалуйста.
Девушка взялась за какую-то тряпку, но внезапно повернулась ко мне и вполголоса спросила:
— А ты, правда, из другого мира? Лай сказал, что ты свалилась неба!
Мне стало не по себе. Вот он, момент истины. Независимо от того, что натрепал Лай, у которого репутация, как я успела понять, была очень далека от идеальной, то, что я скажу этой девчонке, станет моей «легендой».
— Люди с неба не падают, — улыбаясь (но кто б знал, чего мне стоила эта улыбка!) сказала я. — Они летать не умеют. А других миров не бывает. Только в сказках, — как можно небрежнее продолжила я. — И потом, ты что, Лая не знаешь? — повторила недавно слышанную фразу. Когда ее произнес красавчик, она показалась мне… устоявшейся, что ли. Как поговорка или присказка.
Фраза оказалась тем, что заставило девушку поверить моим словам. Как кодовая фраза. Пароль. Ну, кто бы мог подумать?
— Тогда откуда ты? — уже спокойно и деловито спросила она. — Одежда у тебя странная и шолод ты не знаешь, как одевать.
«Шолод? Это еще что?» — мысленно взвыла я, хотя думать сейчас надо было не об этом.
«Откуда? Откуда? Что сказать? Что будет, если она не поверит?» — метались в голове панические мысли.
— А ты никому не скажешь? — понизив голос до заговорщицкого шепота, спросила я, чтобы выгадать лишние секунды на раздумья.
Глаза девчонки вспыхнули. Сколько ей все-таки лет? Четырнадцать? Пятнадцать? Шестнадцать? Очень уж наивная и доверчивая…
— Никому! — горячо воскликнула она. — Клянусь эльфийской богиней!
Я удивилась. Девчонка вроде бы человек — острых ушей и в помине нет — почему тогда клянется эльфийской богиней? И что это за богиня вообще?
В клятву особо не поверила. Это же девчонка: расскажет по большому секрету своей закадычной подружке, та — своей… Не пройдет и пары дней, как «секрет» будет известен всей деревне и окрестностям.
«Что же сказать? Что придумать?» — мысли метались в голове, как перепуганные тараканы. Когда смятение достигло апогея, я выпалила:
— Я не помню, откуда я.
— Что-о-о?
Сказать, что девчонка удивилась — значит, ничего не сказать. По ее лицу было видно, что она ожидала чего угодно, только не этого. Не смотрели они здесь бразильских сериалов.
— Совсем ничего не помню, — состряпав как можно более жалостливую гримаску, тихо сказала я. — Очнулась, а вокруг деревня сгоревшая. Ничего не помню, и голова болит.
Для наглядности я чуть отвела челку, показывая ссадину на лбу. Ссадина была убедительная: содранная до крови кожа и фиолетово-желтый синяк. Только поставила я ее не в деревне, а пока мы с Лаем пробирались через лес. От слабости я тогда часто спотыкалась и в один прекрасный момент, споткнувшись в очередной раз, подалась носом вперед и врезалась в очередное поваленное дерево. Хорошо хоть глаз уцелел.
Варналия внимательно изучила синяк. Испуганно-сочувствующего выражения, которое я ожидала увидеть, на ее лице не появилось. Девушка свела золотистые бровки и задумчиво пожевала губами, совсем как ее отец.
— Ты все-все забыла?
— Ну, не все. Как меня зовут — помню. Как умываться — помню… А вот остальное — все незнакомое.
— Хм-м-м… — протянула девчонка. Сердце мое замерло. Что скажет? Поверит? Или отца позовет? Йейнирден меня, скорее всего, не выдаст, но лишним вопросам точно не обрадуется.
Молчание затягивалось, и я не выдержала:
— Кстати, меня зовут Даша. А тебя как?
Я прекрасно знала,
