Клава. — Может быть, хоть мясом обрастёт. Какое может быть уважение к скелету? Начальнику нужен животик».
Клавдия Петровна, которую все зовут мамой Клавой за привычку каждый день обходить всю камералку и спрашивать «ну, как вы тут, дети мои?», заведует секретным отделом. Она знает решительно все сплетни, мирит поссорившихся мужей и жён, сватает холостяков, к месту и не к месту рассказывает анекдоты, вставляя по мере повествования матерные словечки. Высокая, полная, она не курит и не пьёт, но постоянно грызёт семечки, сплёвывая шелуху прямо на пол. По-видимому, все давно решили, что бороться с ней бесполезно, и замечаний ей никто не делает, но кабинет Круглова она предпочитает обходить. «С ним не интересно» — говорит она.
Шестикомнатный дом Ложкевичей, в котором мы с Дарьей успели побывать по поводу сорокалетнего юбилея мамы Клавы, на весь посёлок славится гостеприимством. В огромном холле есть специальный стол, на котором для гостей и зашедших случайно или по делу коллег всегда стоят на выбор разнообразные напитки — морсы, настои. Наливки. Вина, марочные коньяки…. Два потрясающих пуделя, обширность и роскошь апартаментов, обилие великолепных коллекционных образцов аметиста и хрусталя вначале ошарашивает, но благодаря сердечности хозяев уже через несколько минут осваиваешься и чувствуешь себя, как дома. Приехали б мы с Дарьей чуть-чуть пораньше, когда строительство общежития ещё не было закончено, может, мы бы и нашли приют в этой «избе», как называют свой дом Ложкевичи. По крайней мере, экономистку Машу Чунцову — попросту Чуню — они пригрели. Живёт она, как у бога за пазухой, в её комнату даже есть отдельный вход с улицы. А мама Клава так к ней привязалась, что не отпускает её и усиленно подыскивает жениха.
Формально второе лицо в экспедиции после Ложкевича — главный инженер Аскольд Собакин. Главным, однако, все называют только Углова, об Аскольде же иначе не говорят, как Собакин, с лёгким таким нажимом. Я даже думала вначале, что это прозвище — документы он подписывает благозвучным Наумов, но оказалось, что Собакин — его «девичья» фамилия, искоренить которую не удаётся ни уговорами, ни запретами, хоть женат он уже несколько лет. Из этого я делаю вывод, что симпатий народа он не снискал. Внешне ему, правда, оказывается почтение с элементами подобострастия, возможно, потому, что для решения большинства вопросов нужна «собакина виза» и потому, что как парторг он имеет право вмешиваться во все дела. Это редкой красоты мужчина, словно сошедший со страниц рекламного издания, стройный, с антрацитовыми глазами и модной бородкой, переходящей в художественно оформленные усы. Если бы не некоторая надменность во взгляде и манерах, по привлекательности он мог бы сравниться с самим Удальцовым. Женщины к нему «неровно дышат», но, по мнению мамы Клавы, они Аскольда не волнуют. О том, что именно его волнует, мама Клава не знает либо умалчивает. Отбывая с железной пунктуальностью рабочий день за двойной дверью своего кабинета. Он никогда не выходит покурить с коллегами. Он не играет в теннис. Абсолютно не пьёт! «Боится проболтаться» — говорит техник Юра Ничипоренко. Мне Аскольд нравится своей неизменной корректностью, обязательностью, которую признают за ним все, но мне жутко интересно, что внутри этого чёрного ящика. На техсоветах Сибакин сидит рядом с Главным и почти всегда молчит. Ложкевич, с его демократическими манерами, иногда рявкнет на Аскольда, но, уезжая, оставляет экспедицию только на него. Вот такая вещь в себе. Не хочешь разгадать?
Полную противоположность Аскольду являет собой геофизик Жора Звонов. Он весь совершенно очевиден — не только снаружи, но и изнутри, поскольку основной род его занятий — выворачивать себя наизнанку. Это такое природное устройство, в котором не держатся слова. Молчит Жора только в присутствии начальства и по-настоящему умных людей. И даже это стоит ему огромных усилий. С «чернью» он держит себя величественно и нагловато, безудержно извлекая нечто «поучительное» и раздражаясь оттого, что ему не внимают должным образом. Плечи у него сутулые и покатые. Волосы от центра на макушке спускаются пышными прядями на круглое розовое лицо. Походка семенящая, с пробежками. Кажется, что он вот-вот встанет на цыпочки и закричит:
— Ку-ка-ре-ку-у!
Как истинный трибун, Жора не упускает случая выйти в эфир или на страницы местной прессы под псевдонимом З. Георгиев. В число своих святых обязанностей Жора включил речи на всех собраниях, заседаниях, при любых скоплениях народа, который воспринимает его выступления как неизбежное зло и либо вообще на них не реагирует, либо в минуты особого Жориного вдохновения развлекается, как во время аттракциона в цирке.
Вообще по части дисциплины у северян туговато — без шушуканья, смешков, язвительных реплик не обходятся даже техсоветы. Тех, кто способен удерживать общее внимание и без всяких усилий добиваться полной тишины — раз два и обчёлся. Как это делает Углов — просто фантастика. Он бубнит что-то себе под нос, на аудиторию не смотрит и без конца шуршит картами и графиками, но если бы на Севере водились мухи, многим бы не понравилось их жужжание. «Мешают тут всякие!» — наверно, подумали бы эти многие. Понимаешь, никто не двигает стульями, не подкашливает, не пытается потихоньку улизнуть. Может быть, через пару лет я разгадаю этот феномен, а пока — удивляюсь. А вот насчёт Дика я удивилась бы, если бы было наоборот. Говорит он тихо и как только произносит первое слово, все замирают. Речь его лаконична, ни одного лишнего слова — только по существу. В конце — резюме: «верно» или «геофизикой не подтверждается», или «требуются дополнительные исследования». Я прихожу к выводу, что ты мог бы здесь быть очень важным человеком, тем более с твоим пристрастием к железкам.
Ещё у нас есть две дамы, совершенно разные, но как нитка с иголкой, связанные общим делом.
У Ирины Головиной в нашем большом лабораторном помещении отгорожен угол. Она сидит там тихонько, как мышь, и мы часто о ней забываем (конечно, я не имею в виду чай) Это молодая женщина с нежным округлым лицом, не вяжущимся с её плоской фигурой, широким шагом и нарочито развязными манерами. Этот диссонанс вызывает невольную жалость и тревожное ощущение какой-то внутренней драмы. У меня часто возникает желание погладить её по голове и сказать: «Ну что ты хорохоришься, ежишко?» После нескольких неудач в любви она решила «плюнуть с высокой башни» на сильную половину человечества и пустилась вплавь через океан знаний. «История государства Российского», восточные сказки, сонеты Шекспира, астрономические выкладки, физические и математические формулы, трактаты древних мудрецов, последние данные Римского клуба, специальные термины,
