— Какую еще курсовую? — подал голос Боня. — Упала, что ли?
— Зачем самой? — недовольно поморщился Косумов. — Никто уже сто лет так не делает. Денег дадим твоим преподавателям, они все сами напишут.
Диана взглянула на него с любопытством.
— Юра, ты зря тратишь время, — насмешливо возразила она. — Она все равно с тобой на ночь не останется. Не тот случай.
Косумов вспыхнул. То, что Диана прочитала его мысли и сказала о них вслух, да еще при посторонних, его взбесило.
— Я не для того говорю! — повысил он голос. — А просто нельзя старшим отказывать! Из-за какой-то курсовой компанию ломать! Людям настроение портить!
— Может, она правда еще побудет немного? — пряча глаза, пробормотал Владик. Было заметно, что он, как и Боня, побаивается Косумова и не хочет с ним ссориться.
— Нет, я поеду, — твердила Настя. Она уже чуть не плакала.
— Девочка, послушай взрослых, — Косумов раздражался и говорил свысока. Так ему казалось убедительнее. — Что ты хочешь нам доказать, а? Где ты учишься? В университете, да? Ну, и кем ты будешь после своего университета? Сколько ты будешь денег получать?
— Я не знаю, — пролепетала Настя. — Немного, наверное.
— Сто долларов! — презрительно бросил Косумов. — Сто долларов ты будешь получать. И на задних лапках перед начальником прыгать. Ты об этом мечтаешь, да? Ты брось свои книжки, вокруг оглянись. На нас посмотри. Вот как люди живут! И ты так можешь! Это тебе не в конуре ошиваться! Ты понимаешь, глупый человек, от чего ты отказываешься? Владик, ну-ка дай мне две тысячи! Баксами. Быстро.
— Зачем? — поднял на него озабоченный взгляд Владик.
— Дай, не спрашивай!
Владик опасливо покосился на Косумова, вздохнул, поспешно полез в сумку и отсчитал деньги.
— Взаймы? — уточнил он.
— Потом разберемся! — буркнул Косумов, вырывая у него деньги.
— Вот! — он сунул в лицо Насте пачку денег. — Вот твоя зарплата за два года! Бери! Дарю! Не надо со мной на ночь! Просто так дарю! Как мужчина!
Настя испуганно отшатнулась.
— Бери! — наседал Косумов. — Ничего не надо! У меня и так все есть!
— Юра, остынь, — холодно вмешалась Диана. — Что ты привязался к девчонке?
— Она что о себе думает?! — кричал Косумов. Его уже несло. — Она столько в жизни не получит! Что ты строишь из себя? Бери! Не хочешь?! Тебе мужчина дарит!
Этот бессвязный азарт выглядел безобразно. Настя зажмурила глаза и отчаянно замотала головой.
— Тогда вот твои деньги! — выкрикнул Косумов и швырнул пачку прямо в зал. — Плевал я на них!
— Ты что делаешь? — взвизгнул Владик. — Ошалел совсем!
Купюры взметнулись вверх и разлетелись в стороны. Сидевшие в баре люди несколько мгновений недоуменно смотрели, как, кружась, падают банкноты. Потом, сорвавшись с места, бросились их подбирать. К ним, вмиг забыв об игре, присоединились и игроки из зала. Возникла толчея и давка. И бандиты, и коммерсанты ползали по полу, отпихивая друг друга.
— Не трогайте! — отчаянно кричал Владик, кидаясь в самый центр свалки и безуспешно пытаясь пробиться. — Это не ваши! Это мои!
Его никто не слушал. Каждый хватал сколько мог. Возле одного стола вспыхнула драка. Стоявшая на четвереньках девушка в черном платье вырывала деньги из рук другой. Та с визгом вцепилась ей в волосы. Парни старались их разнять. На помощь им неуклюже спешил охранник.
— Эх! — выдохнул Боня, хватаясь за лоб и качая головой. — Дурной ты, Юрок! Ох, и дурной!
Косумов торжествовал.
— Пусть ползают на карачках! Мрази! — воскликнул он и презрительно сплюнул.
— Глупо, — спокойно отозвалась Диана. — Они и за меньшее готовы ползать.
Она без особого интереса посмотрела в сторону возбужденной и разгоряченной толпы.
— Противно, — заметила она, отворачиваясь. Кажется, сцена произвела на нее совсем не то впечатление, какого ожидал Косумов. Он был раздосадован.
Деньги уже расхватали. Счастливцы, разойдясь по местам, отряхивались и считали добычу. Те, кому повезло меньше, следили за ними с нескрываемой завистью.
К нам вернулся раскрасневшийся Владик, сжимая в кулаке несколько купюр. В свалке его изрядно потрепали.
— Разве так можно? — накинулся он на Косумова. Его синие глаза горели негодованием. — Это же целых две тысячи долларов!
— Да перестань, — оборвала его Диана. — Ты из-за каждого рубля удавиться готов! Пусть каждый делает что хочет. Иначе и жить не стоит.
Я взглянул на Настю. Весь этот эпизод подействовал на нее убийственно. Она забилась в угол между стойкой и стеной и в ужасе смотрела на нас оттуда. Мне стало ее жалко.
— Пойдемте, — сказал я. — Я дам вам машину. Вас отвезут домой.
Косумов истолковал мое вмешательство по-своему.
— Не лезь! — скомандовал он, подступаясь ко мне. И чуть наклонившись, прошипел в ухо: — Это не твоя девушка!
В моем нынешнем состоянии лучше было меня не цеплять. Я был рад любому поводу.
— Не моя, — согласился я, подавляя раздражение. — И, похоже, еще не твоя. А если ты хочешь за ней ухаживать, то завтра с утра ты можешь приехать к ней с цветами. Как мужчина, — добавил я, передразнивая его акцент.
Я говорил негромко, чтобы не очень его обидеть. Но он все равно очень обиделся.
— Я тебе сказал, не лезь! — повторил он, брызгая слюной мне в лицо.
Это было неприятно. Я уважаю национальное достоинство кавказцев. Особенно при женщинах. И национальную гордость великороссов — при всех остальных. Даже если эта последняя существует лишь в моем воображении.
Поэтому левой рукой я легонько обхватил его, а правой двинул ему по печени. Он булькнул и нырнул вниз, ткнувшись носом в мое заботливо подставленное плечо. Со стороны, наверное, казалось, что мы дружески обнимаемся.
— Извини, дорогой, что приходится убеждать тебя таким образом, — зашептал я ему на ухо с тем же акцентом. — Но ты же не понимаешь по-другому, правда?
— Ты знаешь, сука, кто я? — прохрипел он, задыхаясь.
— Я знаю, сука, кто ты, — терпеливо ответил я все еще шепотом. — Это очень пригодится нам обоим, когда я вернусь и сломаю тебе челюсть. Нас обоих заберут в милицию. Надеюсь, ты не бросишь меня там одного?
И, аккуратно прислонив его обмякшее туловище к стойке, я взял Настю под руку и повел к выходу. Он что-то крикнул мне вслед. Наверное, опять грубил.
Спускаясь по лестнице, Настя попыталась мне улыбнуться, но получилось довольно вымученно.
— Что вы изучаете? — спросил я из любопытства.
— Романо-германскую филологию, — ответила она. Прозвучавшее в ее голосе скрытое тщеславие меня позабавило. — Английский и немецкий.
