Вроде как ему всё нипочём. Я начинаю жалеть, что он не может видеть мою улыбку под платком. Потому что после того, что я сделаю сейчас, брюнет придёт в ещё большую ярость.
Сгибаю руку с пистолетом в локте, чуть приподнимаю пальцами другой руки платок и жму на курок. Из дула вырывается огонёк. Не отрывая глаз от парня, я дую на огонь и, хохоча, срываюсь с места вслед за своими друзьями.
— Сука! — летит мне в спину яростное.
Не знаю, может, это адреналин в крови, но чувствую я себя невероятно лёгкой и весёлой.
Естественно, это ненадолго. Скоро придёт осознание того, что мы натворили, а там и угрызения совести не заставят себя долго ждать. Ну и страх, что нас могут каким-то образом найти. Да уж.
Но другого выхода у меня не было.
Я должна помочь брату.
А прощения у парня с красивыми глазами я попрошу мысленно. Надеюсь, лично мне с ним встретиться никогда не придётся.
Глава 11. Никита
— Я... — хлопает глазами девчонка. — Я... я не понимаю...
О, этот страх в глазах... Ошеломление, которое она не в силах скрыть...
Это всё стоило моих ожидания и выдержки.
— Ещё как понимаешь, — ухмыляясь, откланяюсь я от неё. — Как ты сюда попала? И зачем?
— Ты... ты с кем-то меня спутал, — едва слышно шепчет она.
Ну уж нет. Эти веснушки и глаза цвета мёда врезались мне в память как нотная грамота, и ещё долго не давали мне покоя. А её смех, когда она, издеваясь, задула огонёк на пистолете-зажигалке, до сих пор напоминает мне о том унижении, что я испытал.
Прозвище, данное ей мной — ничто, по сравнению с тем, как она сама поступила.
— Значит, будешь утверждать, что ты Эльвира Королёва? — сужаю я глаза. — Преуспевающий, в свои-то семнадцать, инструктор по аквааэробике, не любящий воду?
— Откуда ты... Я не хотела сегодня купаться! Вот и ляпнула...
— Хорошо, — киваю я. — А в списках ты тогда искала свою настоящую фамилию, забыв поддельную?
— Ничего я не забывала!
— Смотрю, ты любишь что-нибудь ляпнуть, — хмыкаю я.
Отворачиваюсь от неё и иду к двери.
Терпение на исходе. Мне давно хочется получить ответы на все свои вопросы.
— Куда ты? — бросается девчонка за мной.
Боится. Это очень и очень хорошо.
Не отрывая от неё взгляда, я закрываю дверь и прокручиваю замок, она это видит и начинает пятиться. На лице ни кровинки. И со мной наедине оставаться боится. Что тоже хорошо.
— Спрошу ещё раз, — надвигаюсь я на неё. — Зачем ты здесь?
— От-тбываю срок, как и все...
— Кончай придуриваться. Какой у тебя план? Привлекли двери без замков?
— Что? — округляет она глаза, словно реально оскорбилась. — К-как ты смеешь?!
— Сужу по твоему прошлому, — усмехаюсь я. — Думаешь, зря?
— Зря! — Она задевает бедром кресло, смотрит на него так, словно не может понять, как оно здесь оказалось, обходит его и продолжает пятиться, снова подняв глаза на меня: — Ты ничего не знаешь, а потому и судить меня не имеешь права!
— То есть тебе судить Стаса разрешено, а мне тебя — нет?
— Я была неправа, и прощения у него за это уже попросила!
Она наконец упирается спиной в стену, секунду шарит по ней ладонями, и решает двигаться вдоль неё. Смешная. И изворотливая. Что уже надоело, кстати говоря.
В пару широких шагов сокращаю оставшееся между нами расстояние и упираю ладони в стену по обоим сторонам от её плеч. Криво улыбаюсь, разглядывая дурацкие веснушки, и пожимаю плечами:
— Мне тоже не составит труда попросить прощения. При условии, что я ошибся.
— Ошибся, — выдыхает она.
Её плечи понуро опускаются, взгляд тоже гаснет, и в целом, девчонка вдруг становится ещё меньше.
Я хмурюсь, потому что такой она выглядит, как бездомный котёнок, которого хочется пригреть на груди...
Разъярённая кошка в её исполнении куда привычнее и безопаснее для меня.
Сжимаю зубы и через секунду требую:
— Рассказывай.
— Мне... мне нужно знать, как ты поступишь с тем, что я тебе расскажу, — шепчет она, не поднимая глаз.
— Зависит от содержания, — равнодушно бросаю я.
— На кону моё будущее, Ник, — вдруг цедит она, а затем вскидывает лицо и цепляется пальцами в мою майку в районе груди: — Важно, чтобы ты никому и ничего не рассказал, понимаешь?
Её взгляд снова пылает, что доставляет мне странное удовольствие.
— Я тебе не доверяю, по понятным причинам, — говорю я ровно. — Так что посмотрим.
— Какой же ты... — рычит она. — Я не позволю решать мою судьбу парню, у которого всё есть! Который и не знает, что такое нужда или безысходность!
— Уверена, что я не знаю, что это такое? — тоже выхожу я из себя. — Я мешки таскал на своём горбу, чтобы заработать те деньги, что вы у меня забрали! Неделю не мог играть из-за мозолей!
— Ты... Ч-что? — вытягивается её лицо. — Сам... те деньги...
Медовые глаза наполняются слезами, что сбивает меня с толку, она втягивает в себя воздух и прячет лицо в ладонях:
— Боже! Я... Мне так жаль... Прости, меня, пожалуйста...
И тут девчонка, имя которой я так и не знаю, совсем обескураживает меня тем, что скатывается по стене на пол и беззвучно ревёт...
Я смотрю на её вздрагивающие плечи и не могу понять: всерьёз она жалеет о том, что сделала, или так хорошо играет раскаяние?
Присаживаюсь сбоку от неё, опираясь затылком в стену, и жду, пока она успокоится. Что бы она не предпринимала, я не уйду отсюда без ответов.
— Я... — через минут пять отнимает она руки от лица и сморит на меня заплаканными глазами, — Я как... увид-ела те-бя... хот-ела изви-ниться... Об-яснить... Но не мог-ла... Я... я всё вер-ну, обе... обе-щаю!
Наблюдаю за тем, как она,
