действительно задело.
Я понял, что она любила его и страшно за него переживала. И когда она стала просить меня отвезти ее мать в безопасное место…
Я не мог сказать «нет».
Просто не мог.
Это глупо.
Я знаю это.
Но… я не могу.
Пока все эти мысли и воспоминания проносятся в моей голове, я молчу.
Массимо пользуется случаем, чтобы покрутить нож.
— Ты же не облажаешься с работой из-за того, что она — обладательница горячей задницы? — спрашивает он с ухмылкой.
Я мог бы убить его прямо здесь и сейчас.
Намек на то, что я предам свою семью и своих людей ради секса…
Я вижу красный цвет.
И бью его тыльной стороной руки.
Это не настоящий удар. Я имею в виду, что я сижу рядом с Массимо и не могу ударить его как следует.
Но это его ошеломляет.
И приводит в ярость.
— ТЫ, МАЛЕНЬКИЙ… — рычит он, отводя в сторону правую руку.
— МАЛЬЧИКИ! — кричит Ларс с переднего сиденья.
Это похоже на то, как наш отец кричал на нас, когда мы были детьми. Точно такая же реакция.
Мы с Массимо замираем.
— Господи, мать твою, — шепчет Ларс себе под нос. — Идиоты.
Массимо смотрит на меня, но ничего не говорит. Затем он отворачивается.
Я тоже ничего не говорю.
Он переступает черту, да.
Но я сделал то же.
Я capо — представитель семьи во Флоренции — и имею полное право наказать подчиненного, который переступает черту.
Выбить из него все дерьмо, если захочу.
Черт возьми, некоторые capo стреляли людям в голову, просто чтобы доказать свою правоту.
Но Массимо мой брат…
А мы снова ведем себя, как сопливые дети.
Ларс прав, когда сказал нам об этом.
Но меня это все равно задевает.
Следующие две минуты никто ничего не говорит, пока Джорджио не начинает тормозить.
— Мы приехали, — тихо говорит он.
Глава 17
Бьянка
Когда я разговаривала с мамой по телефону, то не хотела ее пугать. Моя мама и так очень нервная, и я не хочу, чтобы она волновалась, поэтому решаю не рассказывать ей о том, что произошло в отеле.
Я просто говорю, что бандиты Агрелла вернутся в квартиру и будут искать папу, и если она не выйдет до их прихода, то они могут причинить ей вред.
Это ее пугает.
Она соглашается пойти в бар «У Романо», где обычно собираются все соседи.
Но она не любит бары, так что это ее маленькая битва.
— Мам, тебе нужно находиться среди людей, понимаешь? Много людей — а в «Романо» всегда много людей. И не бери с собой ничего, кроме сумочки. Агрелла могут следить за тобой, и мы не хотим, чтобы они узнали, что ты пытаешься бежать. Я пошлю за тобой одного человека. И покажу ему твою фотографию, чтобы он знал, как ты выглядишь. — Я прикрываю трубку и говорю с Винченцо. — Можно я пошлю ей твою фотографию?
— Нет, но передай ей, что я скажу: «У меня для вас дюжина красных роз в машине». Скажи, чтобы она ни с кем не уезжала, пока ей этого не скажут.
Я передаю информацию.
— Я тоже тебя люблю, мама. Уходи сейчас же, хорошо? Хорошо.
Как только я показываю ему фотографию мамы и называю адрес, Винченцо уезжает, и я остаюсь один на один с двумя мужчинами, которых ранили перед отелем.
Мы находимся в заброшенных офисах склада, но комнаты превращены в импровизированное жилое пространство. Здесь стоят складные стулья, карточные столы с брошенными покерными картами и десяток шатких металлических кроватей.
Один из подстреленных парней лежит на койке, истекая кровью на старые простыни.
Я морщусь, глядя на него. Он выглядит ужасно и издает не менее ужасные звуки: стеклянные глаза, восковая кожа, хриплое дыхание.
Я спрашиваю у второго парня — он был ранен в руку и, кажется, находится в порядке, не могу ли я чем-нибудь помочь.
Он пытается улыбнуться, но получается скорее болезненная гримаса.
— Спасибо, но доктор должен быть здесь с минуты на минуту.
Вдруг на лестнице слышатся торопливые шаги.
— Это он, — говорит мужчина.
В комнату входит парень. Ему около тридцати пяти лет, он одет в джинсы, белую рубашку и черную кожаную куртку. Он красив, но на его лице застыло озабоченное выражение. Ничто в нем не говорит о том, что он врач — на нем нет ни белого халата, ни стетоскопа на шее, ничего. Однако в одной руке у него черный кожаный портфель, а в другой — холодильник для продуктов.
— Элио, — говорит он в знак приветствия. — Насколько все плохо?
Элио — тот самый парень, которого ранили в руку, — жестом указывает на лежащего на койке человека.
— Сначала осмотри Козимо. Ему досталось больше, чем мне.
Доктор смотрит на меня.
— Кто это?
— Она попала в перестрелку, — отвечает Элио. — Адриано вытащил ее.
— Интересная прическа.
Я понимаю, что на мне все еще синий парик с металлическим отливом.
Поэтому снимаю его и отбрасываю в сторону, затем вытаскиваю зажимы, которые удерживают мои волосы на месте.
— Это парик, — говорю я, распуская волосы.
— Да, я вижу, спасибо, — сардонически произносит доктор. — Вы можете выдержать вид крови?
— Да, — отвечаю я, а затем нерешительно добавляю.
— Думаю, да.
— Тогда идите сюда и помогите.
Я следую за ним к койке, где доктор ножницами разрезает рубашку Козимо. В теле, на несколько сантиметров ниже грудной клетки, виднеется отверстие от пули. Из него медленно вытекает кровь.
— Козимо, ты меня слышишь? — спрашивает врач.
Мужчина слабо стонет.
— Так, — говорит
