потому что не хотелось его касаться. Никак. Даже таким, весьма опосредованным способом. И видеть его не хотелось, несмотря на физическое совершенство и красоту. Не хотелось слышать этот властный, низкий, ранее безумно нравившийся голос. Не хотелось, чтобы он вообще существовал. Не хотелось быть влюбленной в него и испытывать пульсирующую душевную боль.
Хотелось только вернуться в декабрьский вечер и ответить «нет» на предложение представителей Федерации фигурного катания.
Евгений видел, что загнал Таню в угол. В прямом и в переносном смысле. Извиняться в своем нынешнем состоянии он был не способен, да и не считал нужным. Он вновь повернулся к небольшому шкафчику, достал оттуда бинт и небрежно перемотал ладонь.
– Но ты говорил, – вдруг вспомнила Таня, поднимая взгляд от пола и утыкаясь им в широкую, некогда любимую спину, – что я талантливая фигуристка…
Громов поднял голову, посмотрев на своё отражение в зеркале.
– Я этого не отрицаю, – медленно кивнул он, однако Тане легче не стало. – Но далеко ли ты уехала на одном таланте? Его недостаточно. Нужно работать! А это не умел ни твой Стас, ни ты сама до знакомства со мной.
– Мир не крутится вокруг тебя, – осуждающе покачала головой Таня. Она хотела, чтобы Женя рассказал, что у него на душе, но никак не ожидала подобного. Да, его считали эгоистом. Да, его считали самовлюбленным. Но Татьяна, за три проведенных вместе месяца, не догадывалась, что это настолько правдиво.
Громов на фразу Тани никак не ответил, но предельно близко подошел, так как она стояла у двери. Большими карими глазами, полными страха и боли, Татьяна пристально смотрела на него снизу вверх. Евгений был разгорячен до предела. Он часто дышал и всё, чего ему сейчас хотелось – уйти, а лучше убежать и выплеснуть агрессию посредством физических нагрузок.
– Дай пройти, – попросил он, и Татьяна сразу же послушалась, не желая больше находиться в такой близости. Таня отошла в сторону и, когда Евгений вышел из ванной, осталась там.
Громов тем временем быстро собрался, накинул спортивную куртку, завязал шнурки кроссовок и вышел из квартиры, с шумом захлопнув за собой дверь. Только когда он ушел, Таня осмелилась выйти из ванной. Несколько минут она стояла в прихожей, смотря на собственное отражение – растрепанные темные волосы, покрасневшее и припухшее лицо с серыми от потекшей туши щеками, расстегнутое бордовое пальто из-под которого виднелась черная блузка и брюки.
Шмыгнув носом, она на мгновение прикрыла глаза, пытаясь успокоиться. В голове безостановочно пульсировали два слова, сказанные Женей:
«Ты – никто!»
– Не-ет, – простонала, начиная тонуть в воспоминаниях из детства и едких фразах отца, смешанных с физической агрессией.
И это продолжалось ещё несколько минут, пока истерика не утихла. Таня вновь посмотрелась в зеркало, но не увидела в собственных глазах боли и испуга. Теперь были гнев и небывалая жажда мести. И они окончательно затмили здравый рассудок, толкая к совершению ошибки.
Раз она никто, то, возможно, пора стать хоть кем-то?..
Татьяна торопливо бросилась собирать свои вещи. Одежда, коньки… Подаренный Женей плюшевый кот с бабочкой на шее…
Покрутив в ладонях, Таня резко швырнула его на диван.
Выкатив чемодан в прихожую, открыла небольшой шкаф, начиная судорожно искать ключи от машины, подаренной правительством, и ключи от гаража Евгения, в котором та находилась.
Через пару минут Таня села за руль и озадаченно посмотрела на приборную панель, которая больше напоминала пульт управления самолетом, чем обычным автомобилем. Она никогда особо не присматривалась к тому, как управляет всем этим Женя. Наблюдать за самим Женей, когда он сосредоточен на дороге, было куда интереснее…
Последний раз Таня была за рулем примерно полгода назад, когда Стас после многочисленных уговоров пустил за руль своей машины. Однако Куликов всегда считал, что Татьяна не умеет нормально водить и всячески подшучивал над ней, лишая уверенности.
И сейчас, на московских дорогах в обеденный час-пик, когда автомобильный поток был плотным, Татьяна чувствовала себя крайне беспокойно. Тонкие руки, лежащие на руле, била дрожь, а проезжающие мимо водители то и дело недовольно сигналили. То ли потому, что автомобиль фигуристки периодически слегка заносило, то ли потому, что она всё ещё не поставила нормальные номера, и вместо них были её имя и фамилия.
* * *
Евгений бежал несколько часов подряд. Бежал, не замечая мокрого снега, периодически переходившего в неприятный, будто липкий дождь. Бежал, не замечая окружающих людей. Бежал, не слыша любимого тяжелого рока, на максимальной громкости звучащего из наушников. Не замечал ничего, кроме бешенства, пульсировавшего внутри. Оно заглушало всё, что было вокруг.
Телефон, который на этот раз был включен и лежал в кармане куртки, коротко завибрировал, уведомляя об очередном сообщении. Громов остановился, чтобы немного восстановить дыхание. Воспользовавшись паузой, достал телефон из кармана.
Мельников: Срочно в Федерацию! СРОЧНО!
Евгений вздохнул, понимая, что сейчас ему всё-таки прилетит за отказ от участия в чемпионате мира и особенно за то, что принял это решение, не предупредив ни Таню, ни Федерацию. Сообщение Арсения было достаточно коротким, но всё же заставляло напрячься. Радовало только, что Мельников действительно никогда не доставал Громова без серьезных причин. То ли потому, что был хорошим специалистом в своём деле, то ли потому, что не хотел лишний раз пересекаться с бывшим соперником.
Громов огляделся по сторонам, только сейчас осознавая, как далеко убежал от дома. Возвращение за машиной отняло бы у него примерно полтора часа, и он принял решение поймать такси, чтобы добраться до Федерации.
Зайдя в большое здание, он стянул с головы промокший насквозь капюшон толстовки, надетой под куртку. Быстро преодолев парадную лестницу, Громов поднялся на третий этаж, обдумывая своё оправдание. Так как в Федерации ещё не знали, что в следующем сезоне он не будет принимать участия, то могли бы и закрыть глаза, наивно полагая, что Женя всё наверстает. С другой стороны, Громов понимал, что пора бы уже сказать, что он уходит. Он – олимпийский чемпион, многократный чемпион мира и Европы. Он имеет огромную ценность для отечественного и мирового фигурного катания. Его уже можно отпустить на заслуженный покой?
Громов, в свойственной ему манере, без стука толкнул дверь кабинета Мельникова, ожидая как обычно услышать нравоучительное ворчание о том, что Женю в свое время не научили стучать. Однако этого не произошло. Арсений сразу же вскочил из-за стола. Весь день он был на нервах, и сейчас появилась возможность наконец выплеснуть все переживания.
– Явился! – воскликнул он, начиная нервно расхаживать по кабинету. – Какого чёрта ты творишь? Почему вы с Таней не можете разобраться между собой? Зачем впутывать в это всех?
– Не понимаю, о чем ты, – невинно пожал плечами Евгений, садясь за рабочий стол Арсения, заваленный бумагами, и не замечая ту, что лежала в самом центре. Громов понимал, что поступил не лучшим образом, но причем здесь была Таня искренне не догадывался.
– Ну да! Конечно! – всплеснул руками Мельников, своим поведением сейчас больше напоминавший разгневанную жену, чем серьезного чиновника. – Сначала ты снимаешься с чемпионата в обход Федерации, а потом пропадаешь, никак не аргументируя это решение! Но мы же все тут простые смертные! Куда нам понять то, что творится в голове Бога фигурного катания!
Евгений криво усмехнулся.
– Мы решили это проглотить! Решили, что ты словил звезду и хочешь отдохнуть! Чёрт с тобой! Отдыхай! – Арсений вновь всплеснул руками. – В следующем сезоне наверстаешь! И я решил позвонить Тане. Должна же быть хоть у одного из вас работающая голова на плечах! Но Таня тоже не отвечала, а затем меня вызвал президент, и я…
– Ты позвал меня сюда потому, что Таня не отвечала на твои звонки? – недовольно нахмурился Громов, положив ладони на подлокотники офисного стула и собираясь встать. – Ты больной?
Мельников замолчал, смотря на Евгения с долей шока, который затем сменился сожалением.
– Ты… Не в курсе?
– Ну, почему не в курсе! – ядовито отвечал Громов. – Я всегда догадывался, что у тебя не всё в порядке с головой.
Мельников с трудом сдержал себя в руках. Он понял, что Евгений не знал о том, что произошло. Не знал о том, что сделала Таня.
Арсений подошел к рабочему месту и гневно
