он занял афинский митрополичий престол. Известен еще один Михаил Хониат: в 1199 г. он вместе с братом Константином, а также со своей женой и с женой Константина подарил храму богородицы Милостивой рукопись, ныне хранящуюся в Ленинграде, — но кто эти Михаил и Константин Хониаты и состояли ли они в родстве с Никитой, сказать затруднительно.
Учиться девятилетнего Никиту отправили в Константинополь, где уже жил в ту пору его старший брат. Никита готовился к административной деятельности: он изучал риторику и юриспруденцию. О начале его служебной карьеры упоминает его брат Михаил в послании, написанном около 1180 г.: Никита был направлен податным чиновником в какую-то отдаленную область, подвластную Византийской империи, — возможно, в Матрахи, русскую Тмутаракань.
При малолетнем императоре Алексее II (1180–1183) Никита — при дворе, он занимает пост императорского секретаря. Это уже начало большой карьеры, но она внезапно прерывается. В Константинополе происходит переворот: Андроник Комнин приходит к власти, сперва в качестве регента при малолетнем Алексее, затем — соправителя, наконец — единовластного государя.
Недолгое царствование Андроника I (1183–1185), сопровождавшееся суровыми расправами с византийской знатью, с людьми, часто близкими Хониатам, произвело на молодого чиновника страшное впечатление. Позднее в «Истории» он посвятит этому времени много горьких страниц. При жизни Андроника он не примкнул к тем, кто славословил всемогущего императора, хотя даже его брат Михаил участвовал в этом восторженном хоре. Никита же вышел в отставку. Судьба благоприятствовала ему: он пе был ни арестован, ни ослеплен, а вскоре Андроника свергли, и Никита смог возвратиться на службу.
Новый правитель, Исаак II Ангел, на первых порах обещал либерализацию. Он запретил, в частности, смертную казнь и членовредительские наказания. Подданным показалось, как писал позднее Хониат, что весна сменила зиму и после бури наступила тихая погода: со всей страны в Константинополь стекались воины и чиновники, желавшие служить новому государю.
Теперь Никита Хониат пошел в гору: придворный оратор, наместник Филиппополя, один из высших судей империи — так называемый судья вила, наконец, логофет секретов — глава столичных канцелярий, нечто вроде нынешнего премьер-министра. Он был богат. Только в столице ему принадлежало два дома: один, огромный и красивый, в квартале Сфоракий, неподалеку от Месы, главной улицы Константинополя; другой, более скромный, в непосредственной близости от храма св. Софии. Ему принадлежала домашняя церковь. Многие столичные дамы засматривались на Никиту, а их отцы и братья искали его внимания. (Он женился со временем на сестре своих друзей — видных чиновников Велисариотов).
И все это рухнуло вместе с Византийской империей, рухнуло в апреле 1204 г. Пешком, в сопровождении немногочисленных слуг, унося детей на руках, семья Хониата покидала Константинополь, а окрестное население насмехалось над недавними вельможами и стремилось продать им подороже необходимые продукты питания. Их ждал долгий путь — в Никею, где Феодор Ласкарь собирал силы для сопротивления крестоносцам. Речи, которые Никита произносил перед Ласкарем, не принесли ни славы, ни влияния. Семья бедствовала. Его брат Михаил, бежав из Афин, захваченных крестоносцами, жил в нужде на острове Кеос. Смерть уносила самых близких друзей Никиты. Около 1215 г. умер он сам.
Здесь, в Никее, Хониат завершил главнейшее из своих сочинений — «Историю» (сам он назвал ее «Хроникой», «Летописным повествованием»){13}.
«История» Никиты Хониата охватывает большой, почти столетний, отрезок времени — от смерти императора Алексея I в 1118 г. до военной экспедиции латинского императора Генриха Константинопольского против болгар в 1206 г. Сочинение распадается на 21 книгу. Первая, сжато повествующая о событиях царствования Иоанна II (1118–1143), опирается главным образом на письменные источники, остальные — либо на рассказы очевидцев (на которых он время от времени ссылается), либо на архивные документы (Никита приводит или пересказывает некоторые письма государей и вельмож, например переписку Исаака Ангела с Фридрихом Барбароссой) и, что самое ценное, — на его собственные наблюдения. Лишь некоторые части «Истории» восходят к литературным свидетельствам, например эпизод взятия Солуни норманнами в 1185 г. основан на повести Евстафия, митрополита солунского, близкого друга Михаила Хониата.
«История»— плод многолетнего труда. Конец ее, разумеется, создан уже после трагических событий 1204 г., причем, по всей видимости, в несколько приемов. Оплакав падение Константинополя, Никита хотел было остановиться, чтобы не воспевать, по его собственным словам, деяний варваров и битвы, проигранные эллинами, но возобновил свой рассказ, когда узнал о разгроме латинян болгарскими войсками 14 апреля 1205 г. Более ранние разделы писались еще до 1204 г.; во всяком случае, они содержат ряд фраз и замечаний, которые не могли бы появиться после падения византийской столицы. И слова Хониата о том, что ныне можно видеть в долине Меандра кучи костей — останки воинов, павших в 1147 г., или что в Сицилии и поныне остаются в рабстве фивяне и коринфяне, уведенные в плен норманнами в том же 1147 г., — слова эти были написаны вряд ли уже очень много лет спустя после событий 1147 г.
Как часто у нас бытует представление о средневековом летописце как о бесстрастном регистраторе событий, не вносящем в повествование ни крохи личного, субъективного. Разумеется, тенденция к подобной «объективизации» изложения свойственна многим средневековым памятникам, однако не «Истории» Хониата. Личность автора проступает здесь не только в выборе формы, не только в упоминании им некоторых эпизодов из собственной жизни (и в частности, уже известного нам эпизода, связанного со спасением девушки-гречанки в захваченном крестоносцами Константинополе), но и косвенно (может быть, не всегда осознанно) — в подборе материала.
Приглядимся хотя бы к географии сочинения Хониата. Далеко не безразличен он к разным областям Византийской империи. Чаще всего Никита упоминает те, с которыми так или иначе сопрягается, соприкасается его жизненный путь. Прежде всего — это «мои Хоны», родина, и затем города по реке Меандр, расположенные по соседству и, видимо, с детства знакомые; помимо того, Филиппополь, где некоторое время Хониат служил наместником. Остальные города и районы появляются реже, довольно спорадично. Эта субъективная неравномерность распределения географической номенклатуры становится особенно заметной при сопоставлении труда Хониата с книгой его современника Иоанна Киннама, рассказывающего о царствовании Иоанна II и Мануила I (книга обрывается около 1176 г.).
И то же самое можно сказать об отборе персонажей. Многократно Хониат вспоминает судейских и особенно так называемых судей вила: Мануил I назначал на судейские должности полуварваров, едва знающих по-гречески; при Андронике I судьи являлись опорой узурпатора; некий судья вила («Я опущу его имя», — замечает Хониат) был назначен начальником прошений, а Иоанн Апотир сделался судьей вила; судьи вила заступались за вдову Мануила I; судьи вила не хотели ехать заложниками к Фридриху Барбароссе; некий судья вила («Я сознательно опущу его имя», — опять говорит Хониат) опозорил себя угодничеством перед Феодором Кастамонитом; судьи вила льстили
