Иван не был женат и детей не имел, равно как и родителей, так что дома его никто не ждал, телефона не обрывал, работников больниц, моргов и полицейских участков, которые бы нервничали в столь поздний час от недосыпания и дурацких расспросов, не беспокоил. Он мог сколько угодно бродить по тихим коридорам, поскрипывая половицами, играться с освещением, петь «Степь да степь кругом», курить сигареты (сначала свои, потом, когда свои кончились, – найденные в столе у Санычева), смотреть надоевший телевизор и пить растворимый кофе. Позже, когда захотелось есть, в столах мудрых коллег из числа прекрасной половины человечества нашлись и семечки и чуть подсохшая плюшка и курага и печенья. Столы мужской половины снабдили его почернелой краюшкой сырокопчёной колбасы и банкой шпротов. В общем, у Ивана был пир горой. Не хватило только хлеба и баночки пива. Остаток ночи он провёл в тишине актового зала, во сне, из нескольких стульев соорудив себе подобие ложа.
3
Утром никто и не заметил несколько несвежего Иванова вида, а о вчерашнем происшествии все будто забыли за ночь. Во всяком случае, никто не спросил Ивана, чем всё закончилось вчера, не нашёлся ли его пропуск. Зато Костюкин долго пытал всех, не брал ли кто у него остатки колбасы, припасённые на чёрный день. Иван, конечно, молчал. Сошлись на том, что в институте давно не травили мышей.
«Вот так, – сердито думал Иван, стоя за кульманом, – никому ни до кого нет дела. И ведь все видели вчера, что меня не выпускает этот… этот Закавыка. Вот тебе и коллеги–товарищи–сотрудники. Вот тебе и коллектив! Умри с голоду, а скажут, что это мыши жрут их дурацкую колбасу».
В обеденный перерыв он нашёл в курилке Пряхина, кадровика, подсел к нему. Некоторое время нервно курил, прислушиваясь к тому как Пряхин с громким «ф–ф–фы–ы–ы» выдувает струйки дыма и не решаясь приступить к делу. Чёрт его знает, чем грозит ему утрата пропуска. Не паспорт, конечно, но ведь недаром, поди, полковник, хоть и в отставке, так взбеленился из–за этого кусочка картона. Недаром.
У кадровика оставался уже окурок на пару затяжек, а Иван всё не мог собраться с духом. Наконец, когда Пряхин щелчком забросил бычок в ведро с водой и хлопнул себя по коленям, собираясь вновь окунуться в трудовые будни, Иван вяло произнёс:
– А у меня к вам дело, Сергей Гаврилович.
– А? – покосился на него Пряхин. – Ну так заходи ко мне, Иван. Раз дело. Заходи.
Ивану не хотелось тащиться в кабинет, где Пряхин сразу станет чинушей, функционером, лицом облечённым и всё такое прочее, и в голосе его невольно прорежется холодок официальности.
– Пропуск… – заторопился он. – Я, видите ли… Пропуск мне…
– Заходи, Иван, заходи. Я через пару минут на месте буду, наведаюсь только к заму и – буду. Заходи.
Говорил это Пряхин нервно как–то и тоже, кажется, торопился – избавиться от Ивана, поскорей оказаться в своём кабинете. Ничего не оставалось, как уступить.
Иван долго ходил перед закрытой дверью с табличкой «ОК» – ждал. Обед заканчивался и время уже зашкалило на две минуты за крайний срок, а Пряхина всё не было. Порядки в НИИ были не так чтобы очень уж строгие, но когда минутная стрелка уползла за цифру «2», Иван сдался.
К счастью, в коридоре, на пути обратно в свой кабинет, он встретил Пряхина. Тот стоял у доски «Информация» и читал вывешенные там объявления, списки и схемы спасения на случай пожара.
Увидев Ивана, Пряхин протянул руку.
– Здравствуй, Иван. Как рабочий денёк?
Иван оторопело пожал протянутую руку. «Заработался, бедняга», – подумал про кадровика.
– А я как раз вас ищу, – сказал он с осторожной улыбкой.
– А чего меня искать, – заулыбался и кадровик, – я всегда в своём кабинете. Заходи, поболтаем.
– Да–да, конечно, – проигнорировал Иван отговорку. – У меня к вам дело.
– Заходи в кабинет, Иван, – бубнил Пряхин. – Я всегда на месте.
– Пропуск. Мне нужен…
Но Пряхин не дослушал – вдруг рванул по коридору быстрым шагом, будто вспомнил невзначай о срочном деле. Иван решил не выпускать добычу – пошагал следом.
– У меня с пропуском проблема, – сказал он, когда вошли в кабинет и Пряхин уселся за свой стол, напялил очки, принялся перебирать бумаги и напряжённо смотреть в монитор компьютера.
– А–а–а, это ты, – поднял он глаза от монитора, будто только что увидел Ивана. – Зашёл–таки поболтать?.. Что ты там о проблемах–то? Проблемы – не наш стиль, Иван. Смысл нашей работы как раз в том и заключается, Ваня, чтобы у родины было меньше проблем.
– Мне пропуск нужен, – с надеждой вздохнул Иван.
– Да хоть десять, – улыбнулся Пряхин. – Приноси фото и в пять минут всё оформим.
– Фото?
– Ну да, три на четыре.
У Ивана, конечно, фотографии не было. А чтобы сделать новую, нужно было выйти из института. Вот такая закавыка, гражданин полковник в отставке.
«И даже не поинтересовался, где мой старый пропуск!» – думал он с неожиданной злостью, осторожно прикрывая за собой дверь отдела кадров.
4
Рабочий день тянулся невыносимо долго. А вечером, у турникета, его с холодной улыбкой встречал закавыка Заковынец. «Ну–ну, приятель, – говорил его взгляд, – думаешь на дурачка пролезть? А давай, попробуй…» Иван игнорировал его ехидную улыбочку и с серьёзным видом попытался миновать цербера. Однако тот ухватил злоумышленника за локоть, бесцеремонно оттащил в сторону, взял за грудки и, встряхнув немного, прижал к стене.
– Ты вот что, парень, – так, чтобы никто больше не слышал, прошептал он в самое Иваново лицо, воняя в него жареной картошкой с печенью и луком, – ты меня не волнуй лишний раз. Я человек нервный по причине долгой государевой службы и таких, как ты, мразюков, давил, давлю и давить буду, понял? Ещё раз сунешься без пропуска, я тебе… я за себя не отвечаю. Андерстенд?
Иван кивнул. А что ему оставалось?
– У меня на совести, – не унимался Заковынец, – шесть иностранных агентов. Компрендес? Живыми не брать – такая, парень, эт самое, была у меня личная установка совести. И не брал. И тебя не возьму, сучёныш. Ферштеест? Я самого Лэхема, эт самое, брал. Такой же борзый был, как ты, всё норовил, эт самое, без паспорта… А я его – за жабры, и головёшкой – вот этим вот местом, затылочком вот – об арматурку, что из стеночки торчала. Арматурка–то, слышь, из глазика у него, эт самое, вылезла. Анлыёр мусун? Вкурил?
– Вкурил, – пропыхтел Иван.
– Молодца! – улыбнулся полковник и отпустил вспотевшего Ивана. И хлопнул по плечу, напутствуя: – Иди, гражданин, трудись на благо великой нашей
