По отчету за период с 11 по 18 августа 1851 г. видно, что в типографии за 14 наборными столами стояли по два-три наборщика. За столом для «Московских ведомостей» работали 10 человек вместо шести, так как приходилось набирать на пять листов больше — на столько увеличился недельный объем «Московских ведомостей». За тремя столами набирались объявления к «Московским ведомостям», на остальных — книги.
В печатной палате работало в это время пять скоропечатных машин, около каждой семь-восемь печатников (тередорщиков) и по три уставщика. На одной машине печатались только «Московские ведомости», на остальных — «Московские ведомости» и книги. Один печатник и два батырщика (наносящие краску на набор для печати) «тискали» корректуру. 32 печатника и 32 батырщика пропускали через пять машин 38,3 тыс. листов.
В подъемной палате было разобрано 193,5 тыс. листов, из которых две трети также составляли «Московские ведомости» и объявления к ним и одну треть — книги «Полная русская хрестоматия» и «Рассуждение о теории капилярных явлений»{149}.
Начальник типографии Курбатов в отчете за 1849 г. писал, что по типографии расходы увеличились, так как «Московские ведомости» с 1837 г. стали печататься трижды в неделю, изменился их формат из кварты в фолио, в результате увеличилось количество набранных и отпечатанных листов и соответственно увеличилась оплата труда наборщиков до 570 руб. в год{150}.
Успех издательского дела зависел и от внешнего оформления книг и журналов. В Научной библиотеке им. А. М. Горького МГУ сохранились неразрезанные университетские издания в типографских переплетах, с огромными полями, неровными краями, по форме почти квадратные. Побывав у переплетчика, книга приобретала изящную, несколько удлиненную форму. Типографские обложки были из тонкой серой, голубой, синей, розовой, желтой, зеленой бумаги. Например, журнал «Вестник Европы» имел красную обложку. При печатании отдавалось предпочтение шрифтам цицеро и терции. Бумага в большинстве случаев была отечественного производства — шершавая белая или голубоватая. Небольшая часть тиража по желанию заказчика печаталась на белой гладкой — «веленевой» бумаге.
Типография имела свой типографский знак — три прописные буквы «Т.М.У.», заключенные в овальную рамку. Знак ставился на обороте титульного листа. В начале XIX в. он становится печатным, а не штемпельным.
Литография при типографии Московского университета прежде всего использовалась для издания учебной и научной литературы. В типографии хронически не хватало арабских шрифтов. Для печатания «Арабской грамматики» А. В. Болдырева в 1822 г. был приобретен литографический станок, послуживший основой для создания первого литографического заведения в Москве.
В 1828 г. литография была передана в ведение адъюнкта Галлера. В ней должны были работать литограф Петр Метнер и двое рабочих. Но Метнер сообщил в Правление университета, что он «обучать рабочих обязуется, но рисовать на камне и сам отказывается и обучать». В результате в литографию был взят рисовальщик и два ученика. На ее содержание уходило около 3 тыс. руб.{151} В литографии было три пресса, литографических камней — около 15, среди которых было много от времени и употребления попортившихся. Предполагалось тогда же приобрести у В. Сливицкого 30 камней баварских по 20 руб. за каждый{152}. Но камни, вероятно, так и не были приобретены. Литография приносила убытки, и университет перестал выделять деньги на ее содержание. В этот период типография университета использовала литографию лишь при издании отдельных трудов.
В 1831 г. возник вопрос о возобновлении работы литографии. В 1836 г. она отдается на содержание Дирингу.
На ее восстановление было израсходовано около 1,7 тыс. руб. Но в первый год своей работы она не покрыла затраченных на ее восстановление средств. В объяснении говорилось, что хотя заведение «приметно и улучшилось, но как работы в оном производимы были большею частию казенные, посторонних же весьма мало, то предполагаемых от сего заведения выгод извлечь было невозможно»{153}. Правление университета просило попечителя сохранить литографию в надежде, что она со временем будет приносить доходы, если увеличится объем частных заказов.
В 1837 г. Диринга сменил А. Греков. Это произошло в самом начале 1837 г., так как его имя имеется в сведениях о содержателях литографий, которые собирал цензурный комитет с 1 февраля по 19 марта 1837 г. До этого А. Греков был помощником издателя «Московских ведомостей». При нем из литографии вышли «Анатомические рисунки Лодера», «Начальное чтение для образующегося юношества», «Анатомический атлас Пфенинга»{154}.
А. Греков возглавлял литографию до своей смерти, последовавшей, видимо, в 1843 г., так как именно в этот год в Правлении университета рассматривался вопрос о его долге Университетской типографии и в деле имеется расписка Н. А. Полевого, взявшего на себя распродажу изданных Грековым книг и уплату его долга{155}.
С этого времени, по всей вероятности, литография не работала. Лишь 9 февраля 1850 г. фактор Клейн составил «примерное исчисление — расходам», необходимым для возобновления работы литографии, которая должна была печатать лекции профессоров и преподавателей. Было подсчитано, что печатание одного экземпляра лекций объемом 20 листов типографии обойдется в 50 коп.{156}
От прежней литографии сохранилось три печатных стана, два березовых стана, 51 камень разной величины. Предполагалось, что на одном стане в месяц будет печататься 20–25 листов тиражом 100 экз. Первоначальное устройство двух станов взял на себя Петр Марков{157}.
За полгода в литографии было напечатано четыре тетради лекций профессоров Баршева, Брашмана и Рулье. Средства, полученные от продажи лекций, должны были полностью покрыть издержки по изданию, и даже с некоторою выгодою для типографии, причем 20 экз. из 100 раздавались безденежно{158}. В литографии также печатались бланки, иллюстрации к «Московским ведомостям».
Правление университета первый опыт признало «полезным» и решило оставить литографию для удовлетворения только потребностей университета{159}.
Типография без литографии приносила университету значительные доходы. Н. И. Новиков в 1779–1789 гг. за арендное содержание платил университету 4,5 тыс. руб. в год{160}. До 1806 г. по одним источникам арендаторы платили 9 тыс. руб.{161}, по другим — 23,1 тыс.{162} После передачи типографии в управление университета в 1806–1812 гг. доходы составляли около 45 тыс. руб. в год{163}, а в 1813 г. — 50 тыс. руб.{164}
В 1813 г. доходы целиком пошли на нужды университета, сильно пострадавшего от нашествия французов. М. И. Невзоров требовал выдачи из этих сумм награды для рабочих, которые ее «заслужили, сохранив казенных материалов, кроме строений, оставшихся целыми, по крайней мере на сто тысяч рублей»{165}. Награда рабочим благодаря настойчивости М. И. Невзорова была выплачена, но сам Невзоров был от своей должности отстранен. В этой заботе о рабочих и заключалось его неповиновение начальству.
В 1814 г. доходы были несколько ниже — около 40 тыс. руб., но в 1816 г. прибыль составляла почти
