В кухне, судя по всему, разыгралось нечто чудовищное. Даже белые кухонные приборы были забрызганы кровью, колотые раны на тощем теле Айви невозможно было сосчитать. Она была полностью одета и, судя по нарядному платью, видимо, собиралась пойти в церковь. Какого цвета было раньше ее платье, определить не представлялось возможным: теперь оно стало бурым от крови.
На одной ноге осталась туфля.
– Видишь, как он ее оставил? – спросил Мэтт.
– Еще бы, – кивнул Бен, стараясь дышать через рот, потому что тошнотворный запах забивал ноздри. – В сидячем положении, прислонив спиной к рабочему столу. Руки на коленях. Та же поза. Монета есть?
– Пятак. В левой руке.
Если запах и беспокоил Мэтта, виду он не подавал. Бен указал рукой на пол:
– Следы ног. Это убийца?
– Среди прочих. Когда Айви не появилась в церкви, не пришла на воскресный обед, не позвонила и на звонки не ответила, ее мать послала зятя и внука проверить, не случилось ли с ней чего. Они зашли в дом с черного хода. Говорят, заскользили, как по льду, так и не успев сообразить, что происходит. Нам крупно повезет, если сумеем найти хоть один след не от их башмаков.
Мэтт кивнул в сторону окровавленного ножа, валявшегося на полу в двух шагах от тела Айви.
– Насчет орудия убийства вопрос не стоит. Он просто схватил нож с подставки.
– Следы взлома?
– Ни единого. Ее родственники утверждают, что она всегда запирала заднюю дверь. Она все двери запирала. У нее был бзик на этот счет.
– Выходит, она сама его впустила?
– Похоже на то.
Бен приложил к лицу носовой платок и попятился.
– Этот запах... Я не могу...
Стараясь не наступать на кровь, Мэтт вслед за ним вышел из кухни.
– Док Манро уже выехал. Мои эксперты тоже. Я только бросил взгляд на место преступления и сразу позвонил тебе.
– Ее поза, монета. Тот же почерк, Мэтт. Тот же человек.
– Да. – Мэтт тяжело вздохнул, его лицо еще больше помрачнело. – И он едва вытерпел три дня между двумя убийствами, Бен. И что еще хуже – между Бекки Смит и Айви Джеймсон не было ничего общего, кроме одного: обе они были женщинами. Белыми женщинами. В остальном они разные, как небо и земля.
– Знаю.
– Ты обратил внимание на подставку для ножей? Наверняка мы не узнаем, пока ее экономка не сделает для нас опись, но похоже, что один из тесаков для разделки мяса отсутствует.
Бен уставился на друга в молчании, не желая высказывать вслух страшные предположения, теснившиеся у него в уме.
Мэтт был более откровенен:
– Ублюдок скорее всего позаимствовал орудие для следующего убийства у этой жертвы. Как мило.
– Боже, – прошептал Бен, охваченный бессильным гневом при мысли о том, что убийца не остановится на этом преступлении, что он уже, наверное, наметил очередную жертву.
– И еще одна деталь, – бесстрастно заметил Мэтт. – На этот раз твоя леди-экстрасенс ничего не знала заранее.
* * *
К тому времени, как Бен добрался до дома Кэсси, уже стало темнеть. И все же он сразу ее увидел. Она сидела на веранде, свернувшись клубочком в одном из двух больших плетеных кресел.
Подойдя к ней, Бен заговорил:
– Охранная система вряд ли вам поможет, если вы будете сидеть снаружи, Кэсси.
Его голос прозвучал резче, чем ему хотелось.
Закутавшись в фуфайку, которая была ей велика на несколько размеров, подтянув к груди ноги в джинсах и обхватив их руками, Кэсси не взглянула на него, когда он заговорил.
– Мне пришлось выйти, – объяснила она тихо. – Меня душил запах крови. На свежем воздухе стало лучше.
Бен развернул второе кресло, чтобы сесть лицом к ней, и чуть ли не насильно заглянул ей в лицо. Ничего не вышло, она все равно смотрела мимо него. Теплая рука не коснулась его на этот раз.
– Значит, вы знали, что он опять убил.
Она молча кивнула. Лицо у нее было до того бледное, что даже губы выглядели совсем бескровными.
– Почему вы мне не позвонили?
– К тому времени, как я пришла в себя, было уже слишком поздно. Никто уже не мог ее спасти. Мне очень жаль. Мне очень, очень жаль.
– Вы что-нибудь видели на этот раз? Что-то такое, что помогло бы нам поймать подонка?
Кэсси медленно покачала головой:
– Нет. На нем было... что-то вроде маски.
– Откуда вы знаете? Он посмотрелся в зеркало?
– Нет. На этот раз я... Я вступила в контакт не с ним. Я подключилась к ней. Она... она плакала, но я видела его. На нем была какая-то маска, ужасная маска. Из тех, что дети надевают на Духов день[4].
– Зачем ему это делать? – удивился Бен. – Он же не собирался оставлять свидетеля!
– Я не знаю. Ну разве что... Маска сделала его еще более страшным. Наверное, в этом все дело. Он хочет, чтобы они боялись.
– А может, он знает, что вы следите за ним?
И опять Кэсси покачала головой:
– Нет.
– Откуда такая уверенность? Ведь вы подключились к ней, а не к нему?
– Я уверена.
После минутного раздумья Бен спросил:
– Почему на этот раз у вас был контакт с нею?
– Возможно, потому, что я была с ней немного знакома...
Голос Кэсси становился все более далеким, в глазах появилось странное затуманенное выражение.
– Вам часто случается подключаться к жертвам?
– Я всеми силами стараюсь этого избегать. Как ни ужасен мозг убийцы, сознание жертвы... еще хуже. Ужас и отчаяние, агония... – Кэсси снова покачала головой. – Меня это затягивает. Они меня затягивают. Они так отчаянно цепляются за жизнь...
Он удержался и не дотронулся до нее, хотя ему очень этого хотелось.
– Я сожалею.
Она зябко передернула плечами и наконец посмотрела на него, увидела его. Но на этот раз ее взгляд оказался не теплым, а скорее отстраненным и таким мимолетным... чуть ли не призрачным.
– Я больше не могу этим заниматься, – тихо и торопливо заговорила Кэсси. – Я знаю, что это мой долг, знаю, что дар ясновидения налагает на меня обязательства, и я всегда старалась... но больше я не могу. Я думала, что сумею выдержать... Что у меня было время... для отдыха. Я думала, что успела окрепнуть. Но я ошиблась. Я не могу еще раз пройти через это.
