и глухих по принуждению, и разъедает до жгучей боли в груди, от которой вопли рвутся наружу. Но еще ни один крик не колыхнул морской бриз. Здесь тихо как на кладбище, и, действительно, это место можно смело так назвать.
– Если ты говоришь, что даже полиция не хочет встревать в эти дела, то что можем сделать мы?
– Наказать урода! Мы не убийцы, но покалечить свинью за все его заслуги это с радостью! Мы должны выбить всю его подлую похоть! Раздавить его мерзкие порывы!
– Я никогда никого не бил, – где-то внутри меня скулил щенок.
– Соберись! Он за углом, – Бояна понизила голос и слегка подтолкнула меня к стене, – сделай чью-то жизнь лучше! Накажи гада! – странная акция в пугающем мире.
Как только я повернулся лицом к проулку, за спиной послышался щебет птиц, которых я не слышал, как затих мотоцикл. Тишина даже после подражания природе осталась мрачной и давящей. При жизни такой тишины не бывает.
Ведомый железной хваткой женской руки, поджав кулаки я выпрыгнул из-за угла и чуть было не нацелился на случайного прохожего. Мужчина раза в 2 старше меня отпрыгнул от сумасшедшего и не спеша просканировал того самого полоумного смирительным взглядом с нескрываемой долей презрения. Когда очередь дошла до побелевших кулаком с поджатых губ сорвалась исповедь:
–Не надо, сын мой, злодействовать, – быстрый перескок с итальянского на английский и обратно, – деньги, добытые таким путем тебе ничем, не помогут. У всех у нас бывают сложные дни, но Господь никогда не пошлет на тебя больше испытаний, чем ты можешь вынести. Оставь задуманное и позволь мне помолиться вместе с тобой, за твою заблудшую душу.
Я не в силах это выдержать. Я не мог находиться здесь между глухими стенами домов и с повисшими от ужаса руками. Я чуть не избил священника, старого и трясущегося, из-за какой-то нелепой наводки. Куда еще меня может привести слепая вера в свое участие в чем-то по-настоящему важном, в чем-то более грандиозном, чем все мои предыдущие годы вместе взятые. Я так сильно к этому стремился, ухватившись за шанс, что не смог разглядеть ту линию, которую переступать не стоило. Тяга к великому, пусть даже всего лишь подсознательно осознанно великому, ломает те хрупкие преграды, которые мы лично воздвигаем по мере социализации и гордо называем маралью.
Невнятно я бормотал извинения, а святой отец все повторял и повторял молитву, все громче и громче. Грудь сдавливал каждый глоток колючего воздуха, насыщенного чем-то, скользим и неприятным на вкус, как и эта ситуация. Только я развернулся для побега от совести, как меня смирил взгляд из двух одинаковых глубинных ночей. Такие темные притягательные глаза, и такие беспросветные мысли в голове. И это мой плен, я обречен. Я добровольно сдался, залез в оковы, лишь бы ни на метр не отдалиться от центра Галактики, вокруг которой кружится в хороводе со смертоносными пожирателями миров моя жизнь. Забыв значения слова «свобода», я поменял свой жизненный уклад, порядок мироздания и чувственную долю моей личности, лишь бы ни один аргумент против, не обрел достаточно силы, чтобы скинуть с себя гнет бесконечного притяжения.
Бояна не заставила себя долго ждать. Свист, сорвавшийся с ее губ, ознаменовал конец молитвы за чью-ту чужую душу и начало за свою жизнь.
Не успел я обернуться, как священник уже корчился на земле под натиском двух пар обуви, похожей на армейские берцы. Парни, которые вылезли из темноты, куда обычно не заглядывает даже сам черт, не жалея сил проявляли свой талант. Они колотили старика с особым наслаждением, которое заключалось в том, что прикладывать не всю свою силу, а ее значительную часть, лишь бы не убить по случайности, но с максимальным убеждением донести посыл своими действиями. Они желали продлить процедуру изуверства как можно на больший срок.
– Вы с ума сошли? Он же из церкви! Он только что молился за меня! – я умолял остановиться, но немые стены не нарушили обед молчания.
Бьющим от всей души от этих слов стало только веселее. Богослужитель кряхтел в такт каждого удара, как вдруг за углом послышались шаги. Шум, исходивший от них, не сулил ничего доброго, так бывает, когда твои чувства обострены, а кровяной насос колошматит по сосудам с запредельным давлением.
Один из драчунов пнул бедолагу в пах с такого размаху, что загудело даже у меня между ног, а другой тут же надавил пяткой. Стоны и мольбы о помощи превратились в ор и истерику, далее – в проклятия и обещания жестокой мести. Еще никогда не слышал, чтобы люди так кричали. Будто бы земля разверзлась и закрытые от ушей живых стоны проклятых донеслись до каждого из нас. Шаги с соседнего переулка ускорились.
– Больше ты свои вонючие причиндалы ни к одному ребенку не подкатишь, – парни сделали свое дело и бесследно исчезли, так же ловко, как и появились.
– Беги за мной!
Я следовал за Бояной, хотя меня так и порывало вернуться и оказать помощь. Моя душа не верила, что я участвую в чем-то подобном. Я бежал и думал, как не останавливаясь найти полицейский участок? Как столь красивая и думающая девушка может участвовать в мерзких авантюрах? Каким образом я оказался здесь, в этой западне моральных устоев?
Действительно ли обратный маршрут был длиннее или сыграло роль абсолютное отвращение к каждой секунде с момента избиения, но сел на байк я уже уставший и изнеможенный. Физическая боль порой помогает переиграть душевную. Надавил на больное распухшее место, и мысли о собственной несостоятельности в качестве зрелой духовно обогащенной личности уже сдвигаются на второй план. Данный принцип – как следствие в основе пирамидального пика потребностей человека. Столько раз он работал безотказно, но в нужный момент сдулся. Я споткнулся об каждую из пяти ступень, складывая боль в одну общую сумму.
Ни ветер мнимой свободы, ни облегающий на стройном женском теле костюм, ни вера без фундамента под конструктивность своего существования, уже ни что меня так не радовало, как стремление проснуться и забыть страшный сон. Если бы Бояна придавила на газ так же, как час назад, то я бы непременно свалился на дорогу под колеса грузовика, так я ослабил хватку за жизнь.
Мотоцикл свернул с широкой дороги и покатился по пустынной бетонной артерии огромного великана, обнимающего весь земной шар. Когда свет с трассы скатился за горизонт, рычание железного коня заглохло, и только инерция плавно подталкивала его в сторону еще одной загадки.
Девушка поставила Ducati на подножку и
