к нему.
Древнее раскидистое дерево, со светящейся кроной. Я спотыкаюсь о массивные корни и в своем сне замечаю то, что не увидела в живую тогда.
Мелькнула тень. Фигура укутанная в мантию с капюшоном останавливается до того как юркнуть в лес и я точно знаю — этот некто смотрит на меня со злостью и разочарованием.
Почему я не запомнила присутствие еще кого-то?
Шок? Паника? Боль и чувство того, как по моим венам растекается лава от сияния, тонкими нитями исходящего от ветвей и коры — может дело было в них и я слишком погрузилась в свои ощущения и не замечала ничего происходящего вокруг.
Мой сон словно прервался, но это была новая обманка.
Проснувшись в постели, я свешиваю ноги и не сразу осознаю, что я снова маленькая девочка и нахожусь в квартире бабушки. Той с которой я общалась крайне мало, но несколько раз мама попросила бабушку оставить меня у нее на ночь.
Зачем? Почему?
Мама не объясняла. Она была скрытным человеком и к сожалению рано ушла из жизни, а бабушка на воспитание так и не забрала.
Думаю, что у мамы были какие-то проблемы, ведь мы часто переезжали с места на место. Возможно из-за них бабушка тоже со мной связываться не хотела.
Я вспомнила…
Это была та самая ночь, когда третий раз ночевала у бабушки за всю жизнь и третий раз, когда я вообще ее видела. Мама долго упрашивала ее оставить меня, почему-то в этот раз она не обещала меня забрать, я хорошо запомнила. Обычно это обещание заканчивалось протяжным бабушкиным выдохом: «ладно».
Но мама не вернулась, а утром бабушка отвезла меня в школу и это была наша последняя встреча.
Она торопилась. Надела мне на запястье фенечку, которую мы с мамой связали, сказала что-то невнятное и быстрым шагом удалилась.
А этой ночью… я зачем-то шла на кухню, на звон керамики, словно чашку нервно опускали на блюдце. Бабушка сидела за столом, странная, хмурая. Хотя другой я ее и не видела. Почему-то она не спала. Растрепанные седые волосы и задымленное помещение, от тлеющих маленьких пучков травы. Странная у бабушки была привычка — окуривать сухими травами помещение.
Ее дрожащие руки трясут кружку, она крутит ее перед носом, вглядывается и с грохотом опускает в залитое кофем блюдце. Тут я замечаю свою фенечку, она валяется рядом на столешнице.
— Это мое, — пискнув, я ловлю раздраженный и суровый взгляд бабушки.
— Ошибаешься.
— Нет, мое. Мы с мамой сделали.
Я едва не плачу. Бабушка забрала важную для меня вещь. Едва ли не единственное, что меня связывало с мамой.
— Ты разве их заслужила? — суровая бабушка подхватывает фенечку со стола и сжимает в ладони так сильно, что морщится. Мне кажется, что сейчас бусинки и камушки рассыпятся.
— Заслужила, я бисер нанизывала на леску. А мама помогала.
Бабушка смеется.
— Бабушка? — вскрикиваю и я открываю глаза.
Осматриваюсь. Я в своей комнате.
Щупаю лоб, смотрю на свои руки — я снова я, взрослая.
Выдыхаю.
Ночь полная странных воспоминаний закончилась и это радует.
Хорошо хоть мне бабушка во снах приходит редко. Точнее сказать — первый раз. Маму видела часто особенно, когда засыпая скучала по ней, а вот бабушку нет. И слава богам. Странная она конечно. У меня от нее холодок по спине бежал и тогда и сейчас.
Кстати, о фенечке.
Я ведь взяла ее с собой.
Вообще в академию мне разрешили взять минимум вещей и ничего из современных гаджетов или косметической продукции с этикетками.
Вещей у меня и так было не много. К тому же я их количество и так сократила, чтобы в дорожную сумку поместить, остальное раздарила друзьям.
Но все-таки я сжульничала, прихватив с собой еще один сувенир, помимо фенечки.
Раскрыв сумку, я достала старый теплый свитер. Именно в нем хранила мамину поделку и кассетный плеер.
Датчики-обнаружители рассчитаны были на смартфоны, а вот маленький музыкальный проигрыватель со старыми наушниками без блютуса — датчики не распознали, как и комплект пальчиковых батареек.
О, да. Нарушила немного правила, но мне не стыдно. А без музыки из моего мира грустно. Она напоминала мне про земных друзей и в целом была той самой единственной ниточкой, связывающей меня с землей в чужом мире Эватоне.
А вот и сама фенечка. Я не надевала ее больше с того момента, как узнала о том, что осиротела. Боялась потерять, порвать, всего боялась. Мне хотелось сохранить поделку как единственное, что у меня осталось от мамы.
Многие высмеяли бы это украшение. Оно и правда казалось нелепым. Неудивительно — его сделала я, когда была ребенком.
Криво и косо закрепленный бисер самых разных цветов, в неком подобии цветочков и сердечек, и несколько разноплановых бусин, некоторые даже с каким-то узором. Я впервые к ним присмотрелась.
Красные, желтые, зеленые, продолговатые, округлые и четыре будто одинаковые и плоские, но с разными символами, словно маленькие камни, на которых нацарапали кривой рисунок.
А фенечка увесистая и как я будучи маленькой, ее таскала на руке.
— Оксан, ты проснулась? — Ингрид постучала в дверь.
Вздрогнув, я бросилась прятать свои «сокровища».
— Да, да, я одеваюсь.
— Ну отлично, а то ты вчера видимо поздно вернулась, думала, проспишь,
— Спасибо за беспокойство, все отлично. Бегу.
Мне кажется, меня холодный пот прошиб от нервов. Здорово, что в этом корпусе ни у кого нет привычки вламываться в комнату без стука, как было в приюте.
Оказавшись на кухне, я уселась за общий стол и по привычке раскрыла свеженький выпуск «веселой жизни адепта».
Конечно, как и ожидалось, я снова на первой полосе.
Если однажды в этой газетенке не найду упоминания себя, то решу, что редакторско-журналистская команда уехала в отпуск.
На этот раз меня представили как гения войны с эльфами. Даже не просто гения, а великого стратега, решившего нанести серьезный урон эльфийским войскам, перевербовав одного из них на свою сторону при помощи приворотного зелья.
В целом, статья вызвала массу шуток у всех обитателей нашего корпуса для «особенных» и подняла настроение даже мне.
К тому
