class="p1">Революционеры не поют в ресторанах. Эх, Ева…
Ленька все ходил и ходил по улицам. Бродил, не чувствуя холода. Не помня о времени. Ему вспомнились лица: отец, Цвиллинг, Ева, Михалыч, Коростелевы… И почему-то не верилось, что все это было — встречи и разговоры, что будет снова когда-то. Как фотографии из старого альбома. Люди страдали, радовались, жили, боролись. И вот один миг из их жизни запечатлен навечно. Что он — этот миг может рассказать? Что?.. Их самих-то уже, может, нет…
Ленька брел по заснеженной улице. Рассеянный розовый свет дымился вокруг. Пахло острой паровозной гарью. На душе тоскливо. Даже идти не хочется. Так бы и сел. И не двигался. Наташа ждет. Чай. Какой тут чай! Все рушится. Да и пусто сейчас у Бурчаков.
Когда у них ночевал Цвиллинг, было весело. А теперь?.. Почему так несправедливо устроен мир: как хороший человек, так все его стараются унизить, оскорбить, засадить в кутузку? Нет, до этой осени Ленька считал, что все эти разговоры и споры — просто игра взрослых, а тут вон что пошло! Наверное и отца где-нибудь так же вот увезли ото всех и прибили. И шито-крыто. Люди злые. Хитрые. И не любят правды. Особенно богатеи. Живут в свое удовольствие, добренькими прикидываются, а попробуй-ка их потревожь? Разорвут!
Ленька вспомнил прошлый год. Богача Панкратова. От его дома до собора шаг один, а он всегда на тройке подкатывал. В меховую доху разодет. Продать — можно сотню человек обуть и одеть. Как-то у входа в собор Панкратов наступил нищему на руку. Тот дернулся, хотел закричать. А Панкратов хвать из кармана «синенькую» и тому на лоб прилепил. И захохотал. И нищий смеялся. А слезы текли из его глаз по дряблым коричневым щекам двумя мутными змейками. Рот широко кривился. Осколки зубов прыгали. Ох, смешно! Ох, весело! На стороне богатых всегда сила. Ничего с ними не сделаешь.
Ленька зло стукнул рукой по забору. Подошел к крыльцу, смахнул снег, сел. И почувствовал, как он устал. Очень. И замерз. Здесь они проходили с Евой. Красивая. Добрая. А ни она, ни мать на собрание все же не пришли. И ему стало почему-то обидно за себя. К горлу поднялся комок и сжал его. Будто железные пальцы стиснули.
— Эй, ты, конопатый! — раздалось над Ленькиной головой, — загораешь?
Перед ним стояли двое: мужчина в просторном длинном пальто и женщина в куртке и в галифе. Оба курили. Мужчину Ленька узнал: он был тогда в Караван-Сарае. А это кто же? Волосы длинные, а в штанах. Чудно! Ленька огрызнулся:
— Ага, загораю.
— Ты меня не знаешь, конечно, — утвердительно произнес мужчина, — мы социал-демократы. Это моя жена. В том вон доме обычно ночевал комиссар Цвиллинг… Но сейчас там никого нет. А нам очень надо найти кого-нибудь из его друзей. Он сам просил нас об этом.
— Он жив? — вырвалось у Леньки. Он вскочил и мужчина быстро отодвинулся от него. Отвел руку с горящей папиросой, пристально взглянул Леньке в лицо:
— Да, мальчик. Жив и здоров. Я только что видел его. И он просил меня кое-что передать друзьям…
Ленька насторожился. Тут что-то не так. Если Цвиллинг хотел бы что-то передать, то он наверняка дал бы адрес Михалыча или Левашова. Нет, тут что-то не то… Ленька нахмурился, стараясь придать себе серьезный вид.
— Разрешите? — он кивнул на папиросу. «Сальвэ» — дорогие. Такие буржуи курят. Ленька хотел оттянуть разговор, сообразить, как вести себя с этими людьми.
— Прошу, — любезно ответил мужчина и ловко выхватил из-под полы коробку.
— О, господи! — застонала его супруга, — Гаврош курит! Зачем?
— Что? — не понял Ленька, прикуривая.
— Ха, ха! Ну ладно. Но вот мне кажется, что ты нам поможешь передать от Цвиллинга последние… важные… Э, да ты не веришь мне? Хорошо, я скажу тебе свою фамилию: Пузиков Иван Селиверстович. Ну, что еще? Член РСДРП с 1910 года… Достаточно аттестации?
Ленька кивнул головой.
— Говорите, — и он точь-в-точь как Цвиллинг оправил ремень, стягивающий стеганку. — Слушаю, что передал Моисеич?
Такого оборота Пузиковы, видимо, не ожидали. Сам он запнулся, а его супруга расхохоталась:
— Ты не понял. Нам надо тех, кто приходил к нему.
— Да. Вчера, позавчера был кто? Спрашивали кого? — оживился мужчина. Ленька покачал головой: нет, не было никого.
— Ну вспомни, был же такой с бородкой, в черном пальто? Кобозев — фамилия. Да ты нас можешь не бояться.
— Нас самих преследуют, — понизила голос женщина и округлила глаза. — Помоги нам, мальчик, найти товарищей и передать просьбу Цвиллинга.
Ленька перестал морщить лоб. Шмыгнул носом. Поманил рукой. Они придвинулись.
— Хорошо! Пошли со мной…
Ленька хотел бы им верить, но сомнений было много.
Почему их не арестовали со всеми? Но вот его же не арестовали? Ленька повел их к Левашову дальними улицами. Он рассуждал так: можно обмануть их и исчезнуть через проходной двор, но вдруг они вправду что знают о комиссаре? Свести с нашими — вдруг продадут или (Ленька быстро оглянулся) за ними тянутся шпики? Но сзади никого не было. Ленька оставил Пузиковых ждать у проходного двора, а сам, пройдя двор, завернул к Левашовым. Осторожно стукнул в окно. Кто-то выглянул. Звякнула цепочка и дверь приоткрылась. За столом все еще сидели люди. На этот раз говорил незнакомый Леньке пожилой мужчина. С бородой. Обличье — чисто казачье.
— …вывели, значит, на площадь. Толпа огромадная собралась. Многие думали, что большевик — это дикий и страшный человек, а тут простой парень…
Ленька стал пробираться к Левашову, но его остановили: «погоди, дай послушать, сядь-ка, остынь…»
— …Кузнецов стал подогревать толпу, натравливать. И уж было началось, как один казак пробрался в середину и поддержал Цвиллинга…
Цвиллинг?! Значит он жив. Правы те, что говорили с ним только что. Ленька хотел было вскочить и позвать их, но на Леньку зацыкали, заставили сесть.
— …один из наших, тех, кто лежал с ним в больнице. Казака послушали: надо ж разобраться, кто таков и за что его преследуют. Цвиллинг стал говорить, ну и понимаете: все. Все, товарищи, изменилось! Не прошел у Дутова номерок! Распропагандировал Моисеич всю станицу!
— А все ж боится нас Дутов! — крикнул сидевший рядом с Ленькой парень в черной кожанке. — Погоди, ужо мы нос утрем!
Зашумели. Заговорили враз. Ленька прошел к Левашову.
— Дядя Андриан? Там со мной какие-то Пузиковы пришли, тоже насчет Моисеича толкуют…
— Эк, ты, брат, шустрый больно, — крякнул Левашов, — какие такие Пузиковы? Как выглядят?
— Она в штанах, — замялся Ленька, — а он в длинном пальто. Да, он был тогда в Караван-Сарае…
— Точнее говори, лицо какое, нос, ну
