плетью по свежим ранам… От этой мысли у меня отнимаются и ноги, и язык, снова начинает ныть спина.
Готов умереть, только бы оказаться подальше отсюда. Смерть – это же еще один способ освободиться, правда?
Но нет, нельзя уступать. Кто я в конце концов – мужчина или тряпка?
Рука невольно опускается между ног, но я осаживаю сам себя и встряхиваю головой.
Это мерзко и ужасно. Вместо того, чтобы идти у этих сумасшедших на поводу, мы должны показать им, кто здесь бесстрашный и по-настоящему сильный. Рано сдаваться.
Аасма пришла спустя час. Закрыв согласно неизменному ритуалу дверь и повесив ключи на стену, встает посередине подвала.
– Ну что за бардак!? – возмущается она, глядя на пустую банку в моих руках. – Ты ведь даже не попробовал! Так вам хочется жить, значит!
– Я пробовал, – говорю. – Но ничего не получилось. Нужно… настоящее женское тело, понимаете?
– Придется наказать тебя, упрямец. Ты совсем меня не слышишь!
– Это ты нас не слышишь! – взрываюсь я. – Тебе нужен этот ребенок? Так дай нам сделать всё по-человечески и через девять месяцев он у тебя появится!
– Нет, – твердо отвечает Аасма. – Я устала. Придется снова проучить тебя. – Голос её от негодования становится тонким, звонким. – Посмотрим, как ты запоешь!
Вернувшись к порогу, она открывает дверь и зовет во весь голос Августа.
Аня закрывает уши, вдавливаясь в матрас, кричит протяжно, а затем внезапно произносит фразу, о которую разбиваются все мои надежды на спасение. Свет, забрезживший в конце тоннеля, рассеивается окончательно и я снова проваливаюсь во мрак.
– Я беременна, – говорит она.
Аасма не слышит её и всё зовёт своего Августа.
– Я беременна! – громко повторяет Аня.
– Что? – Аасма оборачивается. – Что ты сказала?
– Я беременна.
– Это шутка?
Встрепенувшись, Аасма подбоченилась и уставилась на Аню. Глаза у неё заблестели, забегали.
– Нет, не шутка, – опустошенно произносит Аня. – Я беременна.
– Вранье! Не вешайте мне лапшу на уши! – трясется от злости Аасма. – Что вы мне тут опять удумали? Одурачить меня решили?
– Это правда, – шепчет Аня и по её щекам скатываются слёзы.
Аасму охватывают и паника, и волнение.
– Если это правда, почему ты сразу мне не сказала? – Аасма щурится, поджав губы.
– Оставь меня в покое, – просит Аня. – Что тебе еще от меня надо?
– Где тогда твой живот?
– Срок еще маленький.
– Какой?
У Аасмы начинают трястись руки. Такой взбудораженной я ее еще не видел.
– Чуть больше месяца.
– Ты уверена?
– Да уверена, уверена! – кричит Аня. – Отстань, прошу тебя, отстань от меня!
– Месяц! Целый месяц сроку, а вы молчали! – причитает Аасма. – Планировали обдурить меня, что-то задумали…
В голосе её слышатся торжество, радость, смешанная с восторгом, беспокойство, тревога. Ей определенно невдомек, как реагировать на столь долгожданное и неожиданное известие, поэтому эмоции и оказываются неподвластны контролю.
– Это же чудесно, милая! – после долгих и напряженных раздумий восклицает она. – Чудесно, если правда. Вы ведь не обманываете Аасму? А то мне уже трудно вам верить, дорогие мои. Скажи, ну скажи, что ты не лжешь…
– Не лжет, – отвечаю я вместо Ани.
– Вот так новость… – мечтательно произносит Аасма. – Я рада, милая. Как же я рада…
Она прижимает ладони к щекам и пританцовывая, смещается в сторону окна. Встав у стены, восхищённо смотрит на нас, бегая глазками, а потом начинает напевать странную неизвестную мне мелодию.
– Ля-ля-ля, ля-ля-ля… Если это ложь, я буду очень строгой. Подумайте хорошо. Вы еще можете забрать свои слова обратно.
– Послушай, если Август снова появится здесь и вы станете опять избивать нас, – наседает Аня, – клянусь Богом, никакого ребенка вам не видать. Уж поверь мне, я придумаю как от него избавиться – убью или его или себя. Ты меня плохо знаешь.
– Ты мне скажи, правда ли это всё? Точно правда?
– Правда! – орет Аня. – Ты что оглохла?
– Перестань, милая, – просит Аасма. – Не порть нам праздник, ладно?
Сцепив руки замком, всё не может наглядеться на нас. Новость ей, определенно, пришлась по душе. Еще бы.
– Расскажу Августу, обрадую его! – делится она своими планами. – Однако меня сильно расстраивает, что вы не сказали об этом сразу. Обманывали нас. Хотели сбежать… Эх вы…
– Чего ты ждала? – спрашиваю. – Безоговорочного повиновения?
– Да, – отвечает Аасма. – Разве это так сложно?
Она поднимается и направляется к двери. У порога оборачивается и говорит:
– Если ты правда беременна, Аня, никакого наказания за ваш обман не последует. Все будут рады и довольны. Но не дай Бог вы снова вздумали заморочить мне голову. Гнев наш с Августом будет безжалостней, чем кара Божья в судный день.
С этими словами она уходит, громко хлопнув дверью и закрыв нас, конечно, на замок.
– Зачем ты призналась? – спрашиваю я, всё больше покрываясь потом.
Глупый вопрос. Ответ на него ясен как день.
Аня и не собирается отвечать. Знает, что я знаю.
Она пошла на это ради меня.
– Твой «гениальный» план провалился, – разочарованно констатирует она, пряча лицо за широкой и плотной прядью мокрых скомканных волос. – Придумай новый. Времени у тебя вагон.
Часть вторая
Слепая любовь
Глава 9
В тот день всё шло как обычно: мать возилась в саду с цветами, я гоняла Абура по двору, разбрасывая палки, а отец возился с Акварелью около сарая – готовился к предстоящей охоте.
Умаявшись с Абуром, я села на лавку. Хотела помочь отцу, но он к тому времени уже закончил. Почистил ружье, собрал поклажу. Оставалось оформить седло, загнать телегу, снятую с Акварели, обратно в сарай, и в контрольный раз проверить снаряжение.
Сама охота для него не являлась целью разжиться мясом или шкурой. Это было второстепенно. Отец воспринимал жизнь как приключение, большой и сложный вызов. Возможно, в нем говорила кровь кочевника или характер такой достался, не знаю. Он любил всей душой свободу, ни от чего не зависел, всегда пребывал в движении. Это и тянуло его в горы, дикие и неизведанные места, которые он раз за разом покорял и изучал.
Возвращаясь с охоты или долгого изнуряющего перегона, папа всегда неизменно приносил с собой и хорошую добычу, и захватывающие истории о своих приключениях. Открыв рот, не сводя глаз с его уставшего, загорелого, покрытого морщинами лица и сильных, крепких рук, вытянутых пальцев с толстыми как панцирь черепахи ногтями, я с удовольствием представляла себе всё, о чем он рассказывал. Эти истории захватывали меня и, засыпая иногда под его мягкий говор, я четко и красочно видела все эти места во сне.
Хотела насладиться их красотой
