ездил в поезде, и маленький буфет показался ему милым отголоском былых вагонов-ресторанов. К бутербродам он добавил колу.
* * *
Перекусили, и Бад рассказал о том, как лишился руки, а тетя Иджи дала ему прозвище Культя.
– Все это меня здорово подкосило, но тетка сказала: уж лучше ты сам себя окрестишь Культей, нежели это сделают другие. – Бад усмехнулся. – Она даже устроила похороны моей руки. И вот одно время я именовался Культей, пока мать это не пресекла. Она была очень правильная, а для тетушки запретов не существовало. Вечно духарила, валяла дурака. Все знали, что Иджи всегда готова к розыгрышу и веселью.
Уже проехали полпути до Бирмингема.
– Похоже, у вас было нескучное детство в том кафе, – сказал Билли.
– Отнюдь не скучное, – улыбнулся Бад. – Я знал всех путейцев. Все они завтракали в нашем кафе. У нас бывал весь город. Да еще масса приезжих, прослышавших о заведении. Никогда не угадаешь, кто нынче к нам заглянет. Да уж, повидал я интересных людей. И одну необыкновенную куклу.
– Что за кукла?
Бад рассмеялся.
– Это долгая история.
– Я сгораю от нетерпения ее услышать, – сказал Билли, вгрызаясь в бутерброд.
Полустанок, Алабама
1937
Жарким душным августовским полднем к кафе подкатил темно-зеленый «паккард», на заднем стекле которого виднелась картонка с надписью «Семья певчих Оутмен, путешествующая во славу Иисуса». Тучная женщина, выбравшаяся с заднего сиденья, вперевалку направилась ко входу и, распахнув сетчатую дверь, зычно объявила:
– Меня зовут Минни Оутмен! Хочу отведать знаменитых жареных зеленых помидоров. Я туда попала?
От облика дамы, шириною с дверь, в которую она вошла, Руфь лишилась дара речи. Но Иджи тотчас узнала гостью по афишке, виденной на телеграфном столбе, и ответила:
– Туда, туда, миссис Оутмен. Милости просим.
– Чудненько. Мы тут с ребятами всю ночь пели псалмы, и я сказала своему муженьку: Феррис, говорю, я не уеду из Алабамы, покуда не подкреплюсь. – Минни подковыляла к стойке и оглядела табуреты. – Дорогуши, вам придется взять с меня, как за двоих, поскольку на одной этакой жердочке я не умещусь. – Она взгромоздилась на табурет. – Как тебя кличут, лапа?
– Я Иджи, а это Руфь.
– Приятное знакомство. Парни мои еще спят в машине. Им лучше поспать, чем поесть. Я не такая. Дайте-ка мне тарелочку ваших жареных зеленых помидоров и сладкого чаю.
Из дверей кухни выглянула Сипси. Минни ее заметила.
– Не Сипси ли Пиви я вижу?
– Я самая, мэм.
– Дама, поведавшая мне об этом кафе, сказала, что ты лучшая повариха во всей Алабаме. Так ли оно?
Сипси хихикнула.
– Да, мэм.
Минни заказала вторую порцию жареных зеленых помидоров и половинку кокосового торта, когда в кафе появился Бадди Тредгуд. Он направился в свою комнату, но Иджи ухватила его за рубашку.
– Погоди-ка, Бадди, я хочу кое-кому тебя представить. Познакомься с миссис Оутмен, ее семья славится исполнением церковных гимнов.
Бадди вытаращился на гостью. Он еще не видел таких толстых людей.
– Привет, малыш, – сказала Минни и, глянув на него, спросила: – Где ж твоя лапка, милок?
– Несчастный случай, миссис Оутмен, – вмешалась Руфь.
Минни сделала грустное лицо.
– Экая жалость… Что ж, добрый Господь дает, он же и отнимает. Сколько тебе годков, малыш?
– Семь, – выдавил Бадди.
– Это ж надо! А я знаю кое-кого, кто мечтал бы с тобой познакомиться. – Она посмотрела на Иджи. – Душенька, сгоняй к моей машине и разбуди Флойда, пусть доставит сюда Честера. Его тут ждет сюрприз.
Через несколько минут в кафе вошел взъерошенный мужчина, в руках он держал напарника чревовещателя – небольшую деревянную куклу с ярко накрашенным ртом и нарисованными веснушками, обряженную в красный ковбойский костюмчик и того же цвета стетсон на белобрысых паклях. Это и был Честер – единственная в мире кукла, которая цитировала Писание и распевала псалмы.
– Ну, дружок, поздоровайся с Бадди, – сказала Минни.
Честер вдруг ожил. Он посмотрел на мальчика, сморгнул, вверх-вниз подвигал бровями и произнес:
– Привет, Бадди! Как поживаешь?
У Бадди, который ничего подобного не видел, отвисла челюсть.
– Хорошо поживаю, – чуть слышно пролепетал он.
– Сколько тебе лет? – спросил Честер.
– Семь.
– Ух ты! И мне семь. Давай дружить?
– Давай, – кивнул Бадди.
– Здо́рово! Дай пять! – Честер протянул маленькую деревянную руку, и мальчик ее пожал.
– Может, ты нам что-нибудь споешь? – спросила Минни.
– С удовольствием! – охотно согласился Честер и посмотрел на своего партнера. – Чего спеть, Флойд?
Тот пожал плечами.
– Может, «По просторам во славу Иисуса»? Или «Когда призовет нас труба Господня»?
Честер повернулся к мальчику.
– Какая тебе больше нравится?
– М-мм… наверное, труба Господня.
– Отличный выбор, песня в числе моих любимых!
Минни сползла с табурета и прошла к старому пианино в углу зала. Под ее аккомпанемент Честер йодлем затянул псалом.
Кафе быстро заполнялось народом, прослышавшим о визите знаменитой исполнительницы церковных гимнов. Из расположенного по соседству салона красоты первыми прибыли дамы в папильотках и сеточках для волос.
Честер закончил свой вокальный номер, раздались аплодисменты. Кто-то из публики крикнул:
– Минни, спой нам что-нибудь, пожалуйста!
Обернувшись, толстуха увидела аншлаг в зале.
– Конечно, лапа, – сказала она и во весь голос начала свой уже знаменитый псалом «Не дождусь попасть на небеса».
По окончании песни к Минни выстроилась очередь за автографом. Маячивший в дверях Феррис Оутмен окликнул жену:
– Поехали, милая! К пяти мы должны быть в Пайн-Маунтине.
Когда семейство отбыло, Бадди, совершенно оглушенный увиденным, спросил:
– Тетя Иджи, а Честер, он настоящий?
– Конечно! Он же смотрел на тебя и разговаривал с тобой, верно?
– Да, но он такой маленький. Почему?
– В том-то и дело, что все мы разные. Кто-то с одной рукой, кто-то с двумя. Есть люди толстые и есть тощие, есть маленькие и есть, вроде меня, умные. – Иджи посмотрела на подругу и добавила: – А еще встречаются недоумки.
Руфь бросила в нее печеньем. Иджи уклонилась и захохотала. Дождавшись, когда она отвернется, Руфь снова пульнула печеньем и угодила ей точно в затылок.
– Ай! – Иджи схватилась за голову.
– Что такое? – Руфь невинно улыбнулась.
– Ты в меня кинула печенье!
Руфь подмигнула сыну.
– Какое еще печенье? Не знаю я никакого печенья.
– Бадди, ты свидетель!
– Извините, я ничего не видел.
Иджи показала им язык и ушла в кухню.
* * *
Вечером, когда Руфь уложила сына в постель, заботливо подоткнув одеяло, Бадди сказал:
– Мама, мне очень понравился Честер. Как думаешь, а я ему понравился?
– Конечно, милый. Он же подписал тебе свою фотографию, правда?
– Хорошо бы хоть иногда получать от него весточку, как от друга по переписке.
Бадди уснул, а маленького Честера, который покидал Джорджию и отправлялся в
