парень, хлопцы, а?
— И ты веришь ему? — снова выкрикнул Торубаров. — Артист. У Зорина научился, у закадычного.
С места закричали:
— С Зориным дружбу долой.
— Учиться на обмотчика.
— С Люсей Беловой у тебя как?
Раз требуют, значит не исключат, — немного отлегло от сердца. И взгляды потеплели. Перед такими кривить душой нельзя. Иначе навечно от себя оттолкнешь.
— Ребята, друзья, честное слово, — голос у Савельева дрогнул. — Честное слово, не подведу вас больше. И Зорина к черту. Я же всегда с вами, только прошу, очень прошу об одном. О Люсе не надо. Сам разберусь.
— Обожди, — остановил его Избяков — сам ты слишком долго разбираешься. Так не пойдет.
Савельев вздрогнул и сел: туговато приходится. Видно, всерьез за него взялись.
— О Савельеве на сегодня хватит. Посмотрим, как будет себя вести, — предложил наконец Избяков и, не встретив возражения, объявил: — Перейдем ко второму вопросу. Давай, Торубаров, докладывай. А ты, — он обратился к Савельеву, — можешь идти на занятия.
Савельев на цыпочках вышел из красного уголка и уже не слышал, о чем докладывал Торубаров.
* * *
Тягучие, хмурые мысли потянулись в голове Савельева, как тянутся облака по тусклому небу. Нескладно как-то у него все получается. Почему? Первый раз подумал о том, что людям приходится терпеть много неприятного от того, что иные делают такое, что вредит другим, заботясь только о себе самом. Не будь его и Коршунова, бригаде давно бы уже присвоили звание коммунистической. Хорошо Избякову с Хламовым, им нечего раскаиваться в своих поступках. Вот еще Колька Колосов такой же. Легко им, наверно, живется. Скоро все в бригаде пятый разряд обмотчика получат, в электровозное депо перейдут. А он не заметил, как остался на междупутье. Он был похож сейчас на пассажира, опоздавшего на поезд. С багажом в руках носится по перрону, все еще не желая верить, что последний вагон скрылся за поворотом. «Надо по-серьезному разобраться в самом себе».
Навстречу по тротуару шел Колосов. Уже дней пять его койка в общежитии пустовала. Савельев как-то поинтересовался о нем у Зорина, тот зло ухмыльнулся:
— У будущего тестя доверие зарабатывает.
Сейчас Колосов был в рабочей одежде, сбоку висела «сержантская» сумка, в которой он носил на работу еду. Евгений остановил Николая и с невинным видом спросил:
— Ты где по неделям пропадаешь? Скажу коменданту — другого вселят, койка-то пустует. Каково мне одному с моряком?
— Где мне пропадать — на паровозе, — ответил Колосов, не чувствуя подвоха. — Сами восстановительный ремонт делаем. Сергей Александрович хочет за семь суток закончить.
Савельев недоверчиво покосился на товарища:
— Да ну? А сейчас откуда шагаешь?
Николай пожал плечами, пытаясь уклониться от ответа, побоялся, что Савельев не так его поймет. Тряхнул сумкой, там загремело.
— Камни, что ли?
— На абразивный завод ходил.
Савельев догадался, для чего эти камни, покачал головой:
— Мало вам одной аварии! Никак не угомонитесь со своим машинистом. Опять тебя за абразивом послал?
— Нет, я сам. Он мне отдохнуть велел, а я туда. Серые глаза Колосова возбужденно заблестели, и он доверчиво наклонился к Савельеву:
— Знаешь, Женька, по-моему затея с колодками стоящая. Вот увидишь, все равно заплавим абразивы в чугун. Это ж целая революция на транспорте будет! Обточка на ходу.
Оглядевшись по сторонам, раскрыл сумку, словно в ней лежали не запыленные камни, а золотые самородки, тихо произнес:
— Я вот опять несколько тугоплавких марок подобрал для пробы. Из тех, какими победитовые резцы затачивают. В паровозной топке их испытаю. Как подберу такой, который не расплавится, так Сергея Александровича порадую. Сейчас ему не до этого, ночует около паровоза.
— Долго еще на ремонте простоите? — справился Евгений.
— Суток на трое хватит. Сорокин слесарей не дает. Говорит, сами натворили, сами и расхлебывайте, а Сергей Александрович знаешь какой — не пойдет на поклон к начальнику.
— А Валерий бывает?
Колосов нахмурился:
— Этот лишнего не переработает. У него рабочий день в законе — семичасовой. А сегодня суббота, после обеда ушел.
Савельев взглянул на часы: до начала занятий литобъединения оставалось десять минут. Надо торопиться. Его рассказ одобрят на обсуждении, тема актуальная, а через неделю будет читать в газете свое первое произведение. Сколько мечтал об этом! Редактор говорил, что сейчас нет материала о бригадах коммунистического труда. Этого момента терять нельзя.
— Так ты говоришь, Зорин сегодня ушел с обеда? — с расстановкой, как бы взвешивая каждое слово, спросил Савельев.
— Чего ты о нем заладил? — поморщился Колосов. — Ушел и ушел. Что от него путного дождешься?
— Ну, тогда вот что, — вдруг решительно сказал Савельев. — Веди меня к своему паровозу. У меня шестой разряд. Что-нибудь полезное сделаю. Только минутку обожди, сбегаю переоденусь.
В душевой открыл ящик, где хранилась спецовка, быстро оделся. Чистую одежду оставил в душевой, и сразу на душе стало легко. О занятии литобъединения не тужил. Успеется. Теперь ему стало казаться, что его рассказ вовсе не так уж хорош. В нем все чересчур гладко. Все члены бригады сознательные, сразу же стали перевыполнять производственное задание и поступили учиться в вечерний университет. И конфликт взят обычный — о борьбе с косностью и бюрократизмом. Теперь он напишет о том, как коллективом перевоспитывался несознательный член бригады. Не беда, что в герое рассказа узнают самого автора.
Насвистывая, заспешил к «Таганаю», где ожидал его Колосов.
Из депо слышались громкие голоса, частый стук молотков, гул наждачной машины. Около паровозного бруса Колосова и Савельева встретил машинист Чистяков.
— А вы говорили Савельева не будет. Вот он! — громко объявил он, подкручивая рыжий ус. И протянул Евгению жесткую ладонь. — Дай пять за это! Хвалю.
Савельев поднял глаза и у него вырвался вздох.
У паровоза Круговых работала вся бригада, даже Коршунов был здесь. Каковы хитрецы! Вот о чем они говорили без него! Никто не удивился его приходу, у каждого было свое дело.
Подошел Избяков, незаметно ободряюще пожал руку, поинтересовался:
— А занятие не состоялось?
Савельев, улыбнувшись, махнул рукой: мол, не стоит об этом! Парень чувствовал в себе прилив сил. Казалось, заставь поднять поршневой шатун — поднимет. И радостно было от теплых взглядов товарищей, от того, что он оказался со всеми вместе.
— Разговоры потом, бригадир. Давай работы, — сказал Савельев, настраиваясь на свой обычный тон.
— Становись на экипаж с Торубаровым.
Савельев взглянул на Тихона. Тот насторожился.
— Неспроста явился, чует моя душа, — покачал он головой.
— Брось, Тихон, подколки, — пробовал унять его один из слесарей. — Этак ты человека совсем с толку собьешь. А он с открытой душой.
— Откуда тебе известно? — не унимался Тихон.
— Торубаров, довольно! — прикрикнул Избяков.
— Что вы напустились на меня? — огрызнулся тот. — Я Савельева
