Затем она, пожелав всем спокойной ночи, удалилась в отведенную нам прелестную комнату для гостей. Я хотела было последовать ее примеру, но Боб предложил, чтобы мы еще ненадолго вернулись на веранду. Светила луна, а Боб должен был вскоре отправиться обратно в Нью-Йорк, и наши дороги разойдутся!
Подумать только, у американцев такое чувство юмора! Но как только речь заходит о любви, юмор у них совершенно отключается. Тогда слышится лишь дрожащий слезливый голос и пылкие уверения! И я не верю, что они придают своим словам слишком уж большое значение! Это как бы полагается, потому что такие слова и клятвы раздаются в фильмах, газетах и шлягерах. Европейских девушек, приезжающих в США, следовало бы предупреждать, что не следует принимать за чистую монету все, что, вздыхая, серьезно нашептывает им на ухо господин американец. Здесь в самом деле требуется не щепотка, но целая пригоршня соли!
«Друг порядка», или «Тот, кто знает жизнь» может возразить мне, что, мол, такие молодые люди есть во всех странах. Да, да, хорошо известно: кто уверяет, что он, мол, будет носить свою любимую на руках всю жизнь, тотчас начинает ворчать, когда она вместо этого просит его вынести помойное ведро, что все-таки значительно легче. Но любовь по-американски чуточку иная. У американской молодежи еще молоко на губах не обсохло, а они уже вынуждены притворяться, что любят своих dating-partners, — таково здесь правило хорошего тона.
А на веранде сидел мой милый Боб, обладающий чувством юмора, и мычал печальнейшие любовные песни:
— Now is the hour
when we must say goodbye.
Soon you’ll be sailing
far across the sea.[107]
«Sailing[108]— никогда в жизни, — подумала я. — Ведь стоит мне только выйти в море, как поднимается шторм не меньше двадцати семи баллов».
А Боб неутомимо продолжал:
— I’ll dream of you,
if you will dream of me.[109]
Что можно сказать в ответ на такую песню? Этому никогда не научишься в школе!
— Some day I’ll sail
across the seas to you[110].
Да, о боже! Какой удар ожидает Яна — это единственное, что можно сказать наверняка!
Нежная песня сменилась мягким приглушенным ревом. И тут из сада послышалось легкое восхищенное
хихиканье, и от ближайшего куста сирени отделилась черная тень. Это Джимми стоял там, ожидая мать. Какое счастье, что хотя бы маленькие дети обладают здоровым и разумным взглядом на многие вещи.
Я быстро пожелала Бобу спокойной ночи и поднялась наверх — к Тетушке.
— Ложись спать, — сказала она.
Я ответила, что это мое самое большое желание. Потом стала раздеваться, тихо и сердечно напевая ей песню:
— I’ll dream of you,
if you will dream of me, —
а потом спросила: — Разве это не справедливо, милая Тетушка?
Она посмотрела на меня с величайшим отвращением.
— Я все время чувствовала, что это чистейшее безумие — пускать тебя в Америку, — сказала она. — Но то, что это так ударит тебе в голову... ох-ох-ох!..
XI
Если хочешь увидеть народ Америки в разрезе, надо просто отправиться на такую большую автобусную станцию, как Грейхаунд[111], и усесться там в зале ожидания. От многочисленных билетных касс струится нескончаемый поток пассажиров разного цвета кожи, разных возрастов и по-разному одетых. Тут и потные рабочие в синих робах с засученными рукавами, и нарядные домохозяйки с пакетами в руках, и шикарные молодые матери с дико орущими младенцами, белые и негры вперемежку, пассажиры дальнего следования и такие, которым надо проехать только одну остановку. Если нет денег, чтобы пойти в кино, надо лишь расположиться на удобной скамейке в зале ожидания и совершенно бесплатно наблюдать самые интересные драмы из повседневной жизни. Перед залом ожидания кишмя кишат автобусы. Одни уезжают, другие приезжают, струясь никогда не иссякающим потоком.
Я сказала Бобу, что хотела бы один раз проехаться на грейхаундском автобусе. Потому что я ведь читала Стейнбека[112]и питала самые большие надежды, что автобус, в котором поеду я, также собьется с дороги и пойдет по ложному пути. Ложные пути — лучшее из всего, что я знаю. И один из последних драгоценных дней, остававшихся у Боба, он решил пожертвовать мне и моему странному и, увы, страстному увлечению поездками в автобусе. Мы решили совершить однодневную экскурсию в маленький очаровательный городок Уильямсберг[113], расположенный довольно далеко от Вашингтона.
В зале ожидания царила сутолока, и я бросала вокруг по-детски кроткие взгляды, чтобы увидеть как можно больше, пока Боб не всунул меня в нужную очередь к автобусу. В последнюю минуту Бобу пришло в голову, что надо купить сигареты, и он приказал мне заранее войти в автобус и занять два удобных места. Входная дверь была впереди, рядом с сиденьем шофера. Я бросила взгляд и обнаружила два подходящих места в конце автобуса, где и уселась в ожидании Боба.
Но пассажиры как-то странно поглядывали на меня. Конечно, нижняя юбка немного выглядывала из-под платья, но это так и должно было быть, так что дело было в чем-то другом. Неужели я выглядела как иностранка или же мой нос был испачкан сажей? В автобус вошел шофер, широкоплечий властный господин в брюках цвета хаки, опоясанный кожаным ремнем. Увидев меня, он сказал так громко, что его слышно было на весь автобус:
— You, young lady[114]. Пройдите вперед и сядьте здесь!
