от злости у него особенно сильно затряслось в животе, слова рассыпались и встали друг за другом без всякого порядка. Слова Петя помнил, а какое стояло за каким, забыл.
Шапранов уже несколько раз спросил, кто хочет выступить, но Петя сидел и молчал. Володя Стремов буравил его страшными глазами. Они у него так выкатились, что казалось, вот-вот выскочат на стол.
— Кажется, ты, Петя, хотел что-то сказать? — спросил наконец Володя. — Я вижу, ты хочешь выступить и не решаешься. А?
Петя поднялся и потёр лоб.
— Конечно, — произнёс Петя. — Ясное дело, с таким пионервожатым, как Сергей Туриное, жить было можно. А у нас? У нас никаких придумок. У нас все кругом только командуют да приказывают; Сплошные начальники кругом. Вот. — Он подумал и закончил: — В общем, это… есть предложение присвоить нашему отряду имя Сергея Туринова.
Не закрывая рта, Петя опустился на место. И тотчас робко поднялась рука Гали Бовыкиной, которая стояла в списке старшего пионервожатого за Прочуханом.
— Погоди, Бовыкина, — остановил её Денис. — Сначала скажу я, а потом ты. У меня всего два слова.
Володя Стремов наметил и расписал всё. В прениях Шапранову не отводилось и четверти слова. Ему доверили вести сбор, и не больше. Володя под столом дёрнул Дениса за пиджак. Денис посмотрел вниз и поднял глаза к классу.
— Я против предложения Прочухана, — сказал он. — Наш отряд не заслуживает носить имя Сергея Туринова.
Класс замер. В напряжённой тишине ойкнул кто-то из девчонок.
Первой пришла в себя Зоя Анатольевна.
— Мне кажется, ребята, — сдерживаясь и чуть улыбаясь, произнесла она, — что Шапранов просто не подумал. Последнее время он вообще ведёт себя вызывающе.
— Я хорошо подумал, — тихо сказал Денис. — Чтобы носить такое имя, нужно быть без пятнышка. А у нас в классе есть вор.
— Шапранов, ты отдаёшь себе отчёт?! — воскликнула Зоя Анатольевна.
— И он сидит здесь, — насупился Денис.
По недоумевающему классу волной прокатился шум. Послышались крики:
— Врёт он!
— Пусть скажет, кто́!
— Откуда он взял?!
Через минуту поднялся такой гвалт, что Зоя Анатольевна и Володя Стремов уже не пытались навести порядок. Один Аркадий Иванович, казалось, был доволен столь бурно развернувшимися прениями. Он улыбался и с интересом поглядывал на Дениса.
— Назови, кто́! — орал класс.
— Врун!
— Отличничек!
— Говори, кто́!
Денис поднял руку.
— Пусть признается сам, — сказал он. — У него есть коробочка. В ней лежали старинные монеты. И он стащил эту коробочку.
Класс секунду помолчал и опять утонул в таком грохоте, словно началось землетрясение:
— Какая коробочка?!
— До чего додумался!
— Переизбрать его!
— Долой Шапранова!
— Вон его!
Володя Стремов устало вытирал платком потное лицо.
Класс вопил.
И тут, пробившись между партами, к учительскому столу вышел Петя.
— Ребята! — крикнул он. — Стойте! Я всё понял. У нас действительно есть вор. Шапранов прав. Я снимаю своё предложение.
Он протянул Денису коробочку:
— Эта? Так мне её подсунули. Понял? Я и не знал, что монеты в коробке лежали.
Класс замер и взорвался с новой силой.
…Проводив Аркадия Ивановича до раздевалки, Зоя Анатольевна поспешила обратно. Без взрослых, присутствие которых немного сдерживало ребят, страсти достигли наивысшего накала. Перед бледным лицом Дениса мелькали кулаки.
— Из-за какой-то паршивой коробки?! Да?!
— А карандашик у тебя не стащили?
Лишь когда Володя Стремов и Зоя Анатольевна под конвоем увели Дениса в учительскую, ребята нехотя стали расходиться по домам.
Пирамида Хеопса
На другой день, во время урока географии, в класс заглянула уборщица тётя Маша. У ноги, ручкой вниз, она держала швабру.
— Шапранова к директору.
Голос у тёти Маши прозвучал так, словно Дениса уже приговорили по крайней мере к смертной казни. Тётя Маша не любила, когда вызывали к директору.
— На ковёр голубчика, — злорадно проговорил в спину Тимка Стебельков.
Через открытые фрамуги окон в пустой коридор врывался сырой ветер. Кленовый лист прилип к мокрому стеклу и смотрел на Дениса растопыренной жёлтой пятернёй. За дверьми классов приглушённо гудели голоса. В классах как ни в чём не бывало шли уроки.
Денис знал, что если директор станет на него кричать, то он ему тоже ничего не расскажет. Пускай лучше переводят в другую школу. И папа с мамой его поймут. Они тоже не любят, когда кричат.
Директорский стол покрывало толстое стекло. На стекле стояли календарь и лампа. В шкафу, за директорской спиной, пестрели разноцветными корешками книги. Над ними замер в «пушечном» ударе бронзовый футболист.
Отодвинувшись от стола, директор выдвинул ящик и стопочкой положил на стекло золотые монеты:
— Эти?
— Откуда я знаю? — удивился Денис. — Я их и не видел никогда.
— Гошина мама принесла, — пояснил директор. — Петя-то Прочухан оказался самым разумным из вас. Он живо догадался, чьих это рук дело, и вчера после сбора сразу помчался к Гошиным родителям. Тоже мне следопыты-конспираторы. А ты на сборе, коли уж начал, нужно было всё до конца говорить. Пионеры бы разобрались, что к чему.
Он встал, прошёлся по кабинету, щёлкнул по бронзовой коленке футболиста:
— Кто такой этот ваш дружок из Лисьего Носа?
— Яшка Лещ? Мы с ним и не дружим. Просто случайно встретились.
— Кто у него родители, не знаешь?
— Говорил, что отец — директор завода.
— А золото у него откуда, не говорил?
— Про золото не говорил.
— Если он придёт за монетами, присылайте его ко мне. А теперь беги на урок, председатель.
И когда Денис уже взялся за ручку двери, директор добавил:
— С Гошей вы там не очень… А то я вас знаю.
Но с Гошей ребята поступили очень даже благородно. Сначала, правда, ему всем классом хотели устроить «тёмную» — накрыть в раздевалке пальто и как следует ему выдать. Но Денис сказал:
— Это не метод. И потом лично я руки о него марать не собираюсь.
И все согласились, что марать руки о такого типа действительно нет никакого удовольствия.
Оля при всех положила на Гошин дневник рубль и выдавила:
— Возьми. Я не знала, что ты такой.
Она собрала свои учебники и пересела от Гоши на другую парту. Только подбородок у неё немного дрожал и часто хлопали ресницы. И все молча отметили, что Оля — мужественный человек. Не так-то легко при всём классе признаться в том, о чем 7-й «б» уже давно догадывался. И поэтому ни один мальчишка не сказал ни слова. Даже Тимка Стебельков, который по любому поводу любил орать «тили-тили тесто, жених и невеста», ничего не заорал.
В классе наступила тишина. И тогда подал голос Петя.
