чокнутый. Что это за туфта про Бейтса?
— Некоторые существа, пытаясь спастись, придумали такую штуку — Бейтсову мимикрию. Чтобы их не трогали, они прикидываются кем-то другим. Вот будь вы похитрее, никогда бы не отрастили бороду, нет, вы бы умылись и причесались, надели темный костюм, белую сорочку и галстук, а в руках держали бы кейс. Вы бы постарались выглядеть как все. Тогда вас никто бы не беспокоил. Вы могли бы делать что вздумается, и никто бы к вам не приставал. Внешне вы принадлежали бы к охраняемому виду. Вас не заставляли бы подвергать себя опасности.
— Откуда ты знаешь, что меня заставили лезть на рожон?
— Это видно… чувствуется… плюс некоторая нервозность…
— А если б я выглядел правильно, ничего такого не случилось бы?
— Вероятно, нет.
— А сам ты почему заросший и чумазый?
Кэйнис рассмеялся и как будто успокоился.
— Вы ненавидите ученых?
— Не больше, чем всех остальных.
— Что, если бы я оказался ученым?
— Ничего.
— Хорошо. Я ученый.
— Ну и что?
— Нас всех валят в одну кучу. А я биолог.
— Прости, не врубаюсь.
— Все это, — биолог указал на небо, обвел рукой остальное, — натворили физики. Ну, еще химики и математики. Биологи ни при чем.
— Ты про войну?
— Да. Нет! Я о мире — о том, какой он сейчас.
— Это все случилось без меня. Я ничего не знаю. И знать не хочу. О чем ты толкуешь?
— В том, что произошло, не следует винить преподавателей всех дисциплин.
— Я вообще никого не винил. И не виню. Я даже не знаю, что стряслось. Толком не знаю. Так что стряслось?
— Война, вот и все. Безумная, опустошительная. Огромные количества бомб и ракет, — и в результате — то, чего никто не предвидел: вот это! — Ученый снова взмахнул рукой. — Что было потом? Те, кто выжил, бросились в уцелевшие университеты, какие я знал, и перебили последних преподавателей: английского языка, социологии, физики — не важно, чему те учили, ибо преподаватели несомненно были виновны в содеянном. Ну как же, ученые! Вот почему Бейтсова мимикрия столько для меня значит. Моих коллег перестреляли, растерзали, распяли. Но не меня. Нет! Не меня… Я слился с ними, с толпой. Поэтому выжил. Я — кафедра биологии, комната шестьсот четыре, корпус Бентон-Билдинг. — Кэйнис опять захохотал.
— То есть ты помогал, когда мочили твоих друзей?
— Эти люди не были моими друзьями. Они преподавали другие предметы. Я почти не знал этих несчастных.
— Но помогал?
— Конечно. Поэтому-то я до сих пор жив.
— И как жизнь?
Биолог поднес руки к лицу и впился ногтями в щеки.
— Не могу забыть, — наконец выдавил он.
— Вот твоя хваленая мимикрия — пыжился не быть собой и напрочь зациклился. Нет уж, спасибо. Я знаю, кто я.
— Кто?
— Я — это я. Я «Ангел». Мне не надо прикидываться никем другим. А кому не нравлюсь — пусть уроют меня, если пороху хватит. До сих пор не хватало. Да задерись они в доску! Меня эта твоя мимихрень не вставляет. Нет, спасибо. Обойдусь. А эти… пошли они все на хрен, козлы.
— Вид не может сохраниться таким образом.
— И виды — на хрен. Я рассчитываю сохранить себя.
— Это неверный подход.
— Кто сказал?
— Теперь уже не знаю. — Биолог царапал и мял щеки, пока борода не заблестела от крови.
— Хватит корябать морду! Задолбал! Кстати, а где ты живешь?
— Нигде и везде… кочую. Где бы я ни пробовал поселиться, меня рано или поздно прогоняют. Безумных больше не считают святыми.
— В округе есть поселки? Люди?
— Кое-где… кое-кто…
— Так отправляйся обезьянничать туда!
— Не могу. Я сумасшедший.
— Сбрей бороду, помойся, напяль темный костюм с белой рубахой и галстук, возьми в руки этот… как его… кейс.
— Так больше не ходят… я забыл. Все изменилось…
— Тогда оденься так, как ходят, дьявол тебя дери!
— Они все бородатые и грязные и одеты в старье.
— Значит, ты уже подделался под них. Я тоже.
— Нет!
— Тогда в чем разница?
— Мы сумасшедшие!
— Говори за себя!
— Но ведь это правда! Кого, кроме безумца, занесет в этот старый сарай средь бури, способной закончиться светопреставлением? Разумный человек сидел бы дома, в безопасности…
— Ладно, допустим, ты прав. Я тоже псих. Сигарету?
— Да, если позволите.
Тэннер левой рукой перебросил биологу сигареты, потом спички. В правой он держал пистолет.
Кэйнис закурил и точно таким же образом вернул и спички и курево.
Тэннер осторожно поднес к сигарете огонек, не спуская глаз с собеседника.
— Между прочим, у вас любопытная форма безумия, — заметил биолог. — Никогда не видел такого автомобиля. Это противорадиационная броня, не так ли?
— Да. Я еду в Бостон.
— Опрометчивое решение. Там очень опасно.
— Знаю. Но в Бостоне чума, а я везу вакцину Хавкина.
— Чума? Так я и знал! Я знал, что этого не миновать!
— Откуда?
— Так утверждали Мальтус и Дарвин. Мы все скоро погибнем! Соотношение между численностью популяции и количеством пищи регулируют войны и болезни. Но питание перестало быть проблемой, и мы больше не приспособлены к выживанию. А стало быть, чума всему положит конец.
— Фигня! В Лос-Анджелесе ее остановили. Потому-то у нас и нашлась вакцина.
— Значит, объявится что-нибудь еще.
Тэннер пожал плечами:
— Мне плевать, что с ними случится.
— Но вы ведь один из них.
— Нет. Ты же сам говорил.
— Я ошибся. Я же безумен!
Какое-то время Тэннер молча курил.
— Что вы со мной сделаете? — вдруг спросил Кэйнис.
— Ничего. Посидишь под прицелом, пока буря не утихнет, потому что я тебе не доверяю. А потом я сяду в машину и уеду.
— Почему вы мне не доверяете? Из-за того, что я ученый?
— Нет, потому что ты псих.
— Touché[4]. Впрочем, вы могли бы меня убить.
— На кой?
— Может, я хочу умереть.
— Тогда помоги себе сам.
— Не могу.
— Паршиво!
— А не возьмете ли меня в Бостон?
— Можно. Если ты и впрямь захочешь поехать, а я сочту, что от тебя не будет мороки.
— Дайте подумать.
— Ты спросил, я ответил. Думай сколько влезет.
Тэннер слушал, как дождь стучит по крыше.
— Нет, спасибо, — наконец отозвался Кэйнис. — Они меня, наверное, убьют, ведь я ученый.
— Вряд ли. В Лос-Анджелесе тебя бы никто не тронул… Но я думал, ты вроде сам хочешь помереть?
— Порой — да, а иногда — нет. У вас нет какой-нибудь еды? Чем вы могли бы поделиться? Я страшно голоден.
Тэннер стал прикидывать, что у него в холодильнике и шкафчиках.
— Ладно, — решил он. — Ступай вперед, только не дергайся. И я даже оставлю тебе несколько пайков.
Кэйнис засеменил перед Тэннером к машине.
— Так, поворотись спиной и
