часто посещающая его кабинет с похожими целями. И хоть себя от Пейтона он отличал весьма основательно, схожесть ситуаций невольно напрягала.
Хеддок присел рядом и руками обнял её за плечи:
– Делейни, всё уже позади… Пойми, нам лучше знать, что там произошло… Случаи насилия на станции – это очень опасно. Это касается всех нас… У нас нет возможности куда-то переселиться или давать вторые шансы на что-то. Нас всего семь тысяч. Ты сама это знаешь. Это всё человечество… Мы не можем допустить, чтобы среди нас были люди, которые опасны для остальных… Делейни, ты понимаешь, насколько важно то, что ты знаешь?
Хеддок очень хорошо умел строить разговор так, чтобы никто не думал переключать ситуацию на него. Уже не в первый раз, когда ему приходилось действовать самому, а открыто говорить при этом, что он тут главный, разумеется, ему было нельзя. Ведь официально он был, хоть и далеко не рядовым, но и не первым, не старейшиной, не главой секции Безопасности. И та роль, которая давалась ему как руководителю секции Просвещения, позволяла лишь действовать мягкой силой, просить о помощи, быть на позиции того, кто сам в чём-то нуждается. И в этой стезе можно было только спрашивать что-то, если речь не касалась образования и идеологии. С другой стороны, Хеддок устроил всё так, что идеология стала пронизывать все слои жизни общества, а значит любое отклонение – не что иное, как его непосредственная работа. Люди не хотели быть виноватыми при нём – они хотели чем-то помочь ради общего блага, и это было его главным преимуществом перед теми людьми, что работали в секции Безопасности.
– Понимаю… И именно потому что понимаю это, мне не хочется делать что-то, что отправит Пейтона в Тоску.
– Делейни, мы делаем всё именно для того, чтобы этого не случилось. Он же старейшина. Он должен подавать нам пример… Поверь мне, никто пока ничего не знает про это. И я даю тебе слово, что ничего из того, что ты мне расскажешь, не выйдет за пределы этой комнаты… – Хеддок обвёл рукой всё помещение, и снова вернул её на плечо Делейни. Не смотря на её нынешнюю побитость и заплаканность, она всё же до сих пор выглядела очень привлекательно. Ещё и с этим вырезом на груди. И несколько раз взглянул на её грудь сверху, находясь совсем впритык, Хеддок почувствовал, что начинает возбуждаться, что было совсем не вовремя. Потому он убрал от неё руки, чуть отсел и, скрестив свои ладони в замке, уставился девушке прямо в глаза.
– Ты обещаешь? Обещаешь, что Пейтон не попадёт в Тоску?
– Делейни. Никакой Тоски. Всё уже позади. Нам просто нужно знать, что там было.
– Я просто пришла к нему… Пришла, как обычно… Мы очень близки… Мне очень нравится, как он умеет говорить что-то, доказывать, объяснять… Он же очень умный… Мне это очень нравится… Я расслабляюсь от этого.
– Да, хорошо… Ты пришла к нему… В каком настроении он был?
– Всё было как обычно. Он был рад меня видеть. Как обычно рад. И то, что он выпил перед этим, тоже было как обычно. Он достаточно часто что-то пил перед тем, как меня увидеть. Мне даже со временем начало это нравиться… Я понимаю, он так расслаблялся. Чтобы ему было легче со мной… Ты понимаешь, что у нас есть немая разница в возрасте. И, видимо, ему не так просто настроиться… Не знаю, как виски может в этом помогать, но… Мне главное, чтобы он был в состоянии… Ну… Трахать меня. Чтоб он смог это делать…
– Я понимаю… Хорошо. Ты пришла. Он уже выпил к тому моменту. Был в настроении. Ты подошла к нему… Потом?
– Мы начали заниматься любовью…
– Понимаю, может быть, нелегко это говорить. Как именно это было… Это необязательно. Правда.
– Нет, я скажу… Я начала делать ему минет… Ему всё нравилось. Я чувствовала. А потом он как-то странно сдавил мне щеку рукой, больно сдавил. Я вскрикнула и спросила, что он делает. Он как-то странно выглядел, будто не в себе. Но я подумала, что это от возбуждения. Хотя такого никогда не было раньше… В общем, я продолжила, и в какой-то момент он сильно ударил меня снова по тому же месту. По щеке. И я упала на пол… Это было ужасно. Я вообще не понимала, что такое произошло. И почему он это сделал. Ведь всё было хорошо… У меня полилась кровь из носа. Я смотрела на него, пытаясь понять, почему он это сделал… Но у меня даже не хватило спросить это… Спросить, почему… – Делейни разревелась, и Хеддок обнял её, аккуратно поглаживая по спине.
– Всё в порядке, Делейни. Уже всё позади… Можешь не рассказывать дальше, если не хочешь… Всё в порядке…
– А потом он взял со стола свой стакан с виски и допил его… В этом было что-то ужасное… Он как будто отметил какое-то достижение, когда пил. Как будто был рад тому, что смог так сделать… И его глаза. У него никогда не было таких страшных глаз… Это словно не его глаза. Они даже поменяли цвет. Стали какими-то стеклянными… И… Молодыми… Я точно помню, что меня очень удивило, насколько у него могут быть молодые глаза при его возрасте… И, когда он допил стакан, мне показалось, что на этом всё. Что мне что-то скажет теперь. Как-то объяснит, зачем так поступил… И последнее, что я помню, как он замахивается этим стаканом на меня… Это было так страшно… Я в жизни не помню настолько страшного выражения лица. В нём не было никакой злобы или ненависти. Не знаю, ко мне или ещё к кому-то… Он как будто был просто доволен тем, что делает это. Что наконец так долго ждал момента, и теперь может наконец сделать это… Это чудовищно… И тем более чудовищно, что он поступил так именно со мной…
– Понимаю, Делейни. Всё уже позади… Обещаю, тебя никто больше не обидит.
– Но я не хочу, чтобы его отправляли в Тоску! – девушка чуть отодвинулась. – Я знаю, что будет с ним в Тоске. Не надо такого… Это какое-то помешательство. Я уверена, оно пройдёт.
Она продолжала что-то ещё говорить про то, что он исправится, что это было мимолётной ошибкой, и что всё хорошее ещё впереди, а Хеддок прокручивал в голове слова про «я знаю, что будет с ним в Тоске». Это что же выходит, кто-то рассказывает всем, что происходит в его тюрьме?
