что пока он стоял рядом, мой нос уловил знакомый аромат. Точь-в-точь такой же, какой я почувствовала ночью…
Выходит, это не было глюком? Тим был в моей комнате, пока я спала? Но… что ему там понадобилось?
34
— Сегодня, если не возражаешь, Анатолий с тобой отправится по магазинам, — сказал Тим, когда мы измотанные сидели на кухне, поглащая кофе.
— Зачем? — уставилась на него я. — Я с этим мистером Распоряжение Хозяина никуда не хочу идти.
— В конце недели хочу провести небольшой вечер, на котором ты сможешь оценить всех кандидаток вживую, а не по фотокарточкам в досье.
— В гробу я их всех видела, в белых тапочках, — пробурчала я, но тихо, чтобы Тимур не расслышал.
А даже если и расслышал бы, то что тут такого? Поймет отношение мое к этому балагану.
— Зачем ты ходишь в мою комнату? — внезапно озвучила вопрос, который мучал меня все это время.
Он поднял глаза, полные непонимания.
— Я чувствовала запах твоего парфюма утром. У себя в комнате. И слышала шаги, — пояснила я.
Он нехотя допил кофе, встал и направился к раковине. Я терпеливо наблюдала за тем, как Тим моет кружку. Потом как вытирает с нее влагу бумажным полотенцем. Мое терпение стало таять, как снежный ком весной под солнечными лучами.
Наконец он повернулся ко мне и, облокотившись спиной на холодильник, тяжело вздохнул.
— Нужно было кое-что забрать, — признался, как на духу.
Я хохотнула. Забавная ситуация, однако. Интересно, что же в моей комнате такого, что нужно было тайно ночью проникать, чтобы забрать?
— Пока что мало понимаю, о чем ты говоришь, но мне, признаюсь, очень интересно, — хмыкнула я, где-то на подсознательном уровне понимая, что меня ждет утро офигительных историй.
Еще один тяжелый вздох сказал мне о многом. Странно, но почему-то Тимуру стыдно признаться в своих мотивах. Неужели в нем еще хоть что-то осталось от того парня, с которым я так любила проводить время? Которого я любила всем сердцем?
— Это моя комната, — наконец выдохнул он, отводя взгляд.
— Ясен пень, что твоя, — улыбнулась я, пока не понимая, что именно он хотел этим сказать. — И дом твой, и участок прилегающий твой. Я же на них не претендовала.
— Это моя комната, — вновь повторил он, отчего мне вспомнился утренний диалог с Анатолием. Видимо, это заразно…
— Я не повторяюсь, не повторяюсь, — передразнила я. — Ладно, все с тобой ясно. Не хочешь говорить, и не надо.
Тим уставился на меня как-то странно, взъерошил рукой волосы и еще раз повторил:
— Это моя комната, я в ней раньше жил.
Я только привстала со стула, чтобы развернуться и уйти наверх… но его слова заставили меня плюхнуться обратно на стул. Сказать, что я офигела — ничего не сказать. И самое обидное, что как обратно выфигеть — я не знала.
— То есть, ты зачем-то в своем доме оборудовал комнату, которая выглядит точь-в-точь также, как наша старая квартира, и жил в этой комнате? — соображала я медленно, а может просто не хотела верить в то, что слышу. — Но зачем?
Ответа мне никто не дал. Тимур стремительно развернулся и вышел прочь из кухни, оставив меня наедине с моим удивлением.
Однако, здравствуйте! Не знаю, что он хотел мне этим сказать, но, кажется, стала понимать, что имел ввиду Антон ночью, когда посоветовал мне убираться отсюда на все четыре стороны.
Выходит, пока я искала утешение в других людях, наивно полагая, что те смогут меня излечить от этой больной привязанности, Тимур строил свою собственную клетку памяти, этакий котел, в котором варился в гордом одиночестве. Но зачем?
Если мне не изменяла память, а она у меня такая, что дай бог каждому, именно он стал инициатором разрыва. Я не такая, и все во мне не такое, и вообще, не беси женщина, проваливай с глаз долой и из сердца вон…
— Ну уж нет! — выкрикнула я, бросаясь следом за Тимом. — Мы сейчас поговорим! И ты мне расскажешь все!
В холле его не было. Я взлетела по ступенькам наверх. Увидела его, заходящего в комнату и бросилась туда. Однако дверь захлопнулась прямо перед моим носом.
— И что, думаешь, что я сдамся? — рыкнула я, бросаясь к своей комнате.
В конце концов, там же есть еще один вход — через санузел.
Однако и там меня ждала неудача. Дверь была заперта. И сколько бы я не тарабанила в нее — ответа не последовало.
— Прячешься? Серьезно? — стукнула я кулаком по двери. — Страшно посмотреть правде в глаза? Или страшно признаться в том, что ты трус?
Опустилась на пол, привалившись спиной к двери. В груди что-то жгло. Какая-то затаенная горечь. Обида. И недосказанность. Если раньше я понимала почти все, что происходит вокруг, то сейчас не могла понять ничего. Не складывалась больше картинка, как не крути детальки. Просто не складывалась.
Дверь открылась как раз в тот момент, когда я совсем расслабилась. Взвизгнув от неожиданности, я буквально выкатилась к ногам Тимура и растянулась на полу. Уставилась на него снизу вверх и нахмурила брови.
— Страшно признаться в том, что ты отпустила, а я так и не смог, — ответил он. — И не хотел отпускать.
Я скорчила язвительную рожицу и перевернулась на живот, чтобы встать. Когда поднялась, поняла, что он очень близко. Прямо нос к носу стоит, практически не дышит и смотрит пристально, внимательно. Наверное, хочет что-то сказать.
— Лучше бы я этого не знала, — опередила его я. — Честно, лучше бы ты мне ничего не говорил.
Тимур помолчал минуту, размышляя о чем-то своем, а после сказал:
— Сегодня с Анатолием отправитесь по магазинам. Надеюсь, ты сможешь подготовиться к ужину.
35
День пролетел незаметно. Желания готовиться, как и настроение — отсутствовали напрочь. Хотелось одного — вернуться к Крокодилу и влачить свое жалкое существование в кофейне при автосалоне. Но уж точно никак не находиться на празднике жизни, наблюдая за кем-то и выбирая новую пассию своей старой, но не забытой любви.
Анатолий послушно шагал за мной по проспекту. Оглядывался по сторонам, подозрительно косился на прохожих и в какой-то момент стал невыносимо похожим на телохранителя из какого-то американского боевика. Я тихонько посмеивалась над ним, впрочем, как и над собой. Важная особа сыскалась, тоже мне…
Времени на магазины потратила немного. Зато испытала настоящее злорадство, расплачиваясь картой Тимура. Хоть бы у него там глаза на лоб полезли, когда он увидит сумму, потраченную на шмотки, которые я надену
