К поселению вышли в сумерках. Подлесок кончился внезапно, открыв взгляду длинную цепь гор вдали. Это были не те несерьёзные пологие холмы, что Роберт наблюдал по пути к Чаячьему городу, а настоящие горы с острыми заснеженными вершинами, которые он в течение всего своего детства видел из окна Лунной башни. Роберт на миг остановился, забыв о поклаже на своих плечах. Ущелье, куда они спустились, подернутое лёгкой дымкой тумана и залитое последними лучами садящегося солнца, казалось бледно-сиреневым, словно вересковое море. От уходящих вдаль безбрежных просторов веяло спокойствием и такой величественностью, что он, поражённый этой необъятностью, почувствовал себя совсем одиноким и потерянным.
Встречали их радостно, словно вернувшихся из дальнего многодневного похода героев. Парней поздравляли и возбуждённо расспрашивали, снимали тюки и ящики, распрягали лошадей, уносили куда-то мёртвые тела. Роберт наконец-то смог сбросить свой мешок, от тяжести которого с трудом разогнулся. Он чувствовал себя разбитым, измочаленным, не ощущая ни спины, ни ног. У главного костра всех ждала зажаренная на вертеле туша кабана, но Роберту было настолько плохо, что он отказался от ужина и пошёл спать, равнодушно проводив взглядом Хагена, волокущего за руку упирающуюся Хлои. Та продолжала тихонько подвывать.
Роберт уже почти уснул, когда девичий крик нарушил ночную тишину. Но он лишь досадливо поморщился, перевернулся на другой бок и провалился в сон.
Глава 6. Роберт заводит друзей
Проснулся Роберт от голода. Два дня он практически ничего не ел, и сейчас в его животе крутило и жалобно подвывало. На решётке очага со вчерашнего вечера стоял небольшой чугунок с тушёным с луком и морковью кроликом, и Роберт взял его в руки, прижал к себе словно сокровище, подцепил пальцами кусок мяса побольше и впился в него зубами, прикрыв глаза от удовольствия.
— Ты хоть бы присел, а то как дикарь, — подошла к нему сзади Мораг, шаркая больными ногами. Старческая бессонница поднимала её раньше всех. — Это Улрике тебе оставила.
— Шпашибо, — с набитым ртом пробубнил Роберт, взял ложку и выловил половинку луковицы, чуть разбухшую и полупрозрачную от напитавшего её мясного сока. — Ммм, — замычал он, с наслаждением жуя, а потом отхлебнул с края чуть тёплый бульон. Кружок моркови шлёпнулся ему на нос, но, ловко поддетый языком, тут же отправился в рот. — Никогда не ел ничего вкуснее!
Женщины потихоньку поднимались, натужно кряхтели и кашляли, кто-то стал мести пол, загремела посуда. Роберт вернул чугунок на место, сыто рыгнул и облизал пальцы.
— Говорят, ты помог Красной Руке? — спросила Силдж, ставя на решётку весело полыхающего очага своё очередное варево. Несмотря на слепоту, она ловко передвигалась по помещению, никогда никого не задевая и ничего не роняя.
— Я убил лошадь, — нехотя признался Роберт.
— И Тиметт заставил тебя нести мешок с луком? — хихикнула Мораг.
— Ага. Он сказал, что я убил ту самую лошадь, которая должна была везти тот мешок, — вздохнул Роберт. — Я не должен был убивать лошадь.
— Все убивают лошадей, — проворчала Силдж. — Тиметт просто вредничал.
— Тиметт знает, что делает, — возразила Мораг.
— Он вредничал! Он и в детстве был вредным… бешеным и вредным. Тот рыцарь мог сбить его и покалечить. Или насмерть задавить! — не на шутку рассердилась знахарка.
— Ни один андал не собьёт Тиметта. И он наш командир, он сын вождя. Его нужно слушать! — не унималась Мораг.
— Так я и слушал, — с трудом вклинился в склоку Роберт. — Я же не возражал ему. И тащил на себе тот проклятущий мешок всю дорогу, будь он неладен… Принести воды? — чтобы прекратить дальнейшие препирательства, спросил он у подошедшей к очагу Улрике. Та со сна зябко куталась в шерстяную накидку и зевала.
— Знаешь что, парень, — ворчливо сказала она, — думаю, тебе пора уходить. — И когда Роберт посмотрел непонимающе, пояснила: — Ты уже был на охоте, и обоз с Красной Рукой брал. Не дело тебе жить с нами, со старухами. Иди в дом к мальчикам, там тебе место. Поди, принеси воды в последний раз, и уходи. Хватит уже всем насмехаться над тобой.
Далеко не сразу Роберт разобрался в том хаотичном скопище шатров из шкур и небольших каменных домиков поселения Обгорелых. Сейчас он уже знал, что семейные пары жили каждая в небольшом отдельном шатре, дети до пяти лет находились подле родителей. Холостые же по семь-десять человек спали вместе: в нескольких шатрах взрослые мужчины, в других женщины, потом дети от пяти до шестнадцати лет, девочки и мальчики так же порознь. Каменный дом был у вождя и Грай, второй у Красной Руки, а в самом большом обитали пожилые женщины. А вот сильно пожилых мужчин Роберт у Обгорелых не видел.
В стороне от жилья стояла кузня, где Смэд перековывал косы и ломаное оружие в мечи, ножи и наконечники для стрел и копий, и коптильня, которой заведовал Ульф. Под большим навесом за сараем Эша руководила выделкой шкур. Единственное, чего Роберт пока не мог понять, почему самый большой шатёр, около которого он часто видел женщин и маленьких детей, находится вдали от поселения, почти у самого озера.
Когда вождь клана отправил пленника, молодого парня, жить в одном доме со старухами, то чётко обозначил его социальный статус. Хотя сам Роберт, пусть и не быстро, но всё же смог устроиться там более-менее с комфортом. Особенно с тех пор, как начал развлекать своих соседок историями жителей низин, и по вечерам к ним на огонёк стали заходить и замужние женщины, и девушки. Их отношение постепенно менялось: молоденькие Обгорелые всё ещё не заговаривали с Робертом, но уже не фыркали презрительно при его приближении; Улрике перестала придираться по любому поводу; Хджордис больше не отвешивала тумаки; Силдж заботливо хлопотала около него во время приступов; неприязнь Мораг почти прошла. И теперь ему предстояло покинуть этот дом, к которому он уже немного привык.
Роберт передёрнул плечами, отгоняя тревогу, подхватил деревянные кадушки и направился к двери.
— Я буду скучать по вам, леди, — сказал он на прощание.
У ручья Грай и две девочки помладше тёрли мыльным корнем мужские нижние рубашки из небелёного полотна, а затем полоскали их в студёной воде.
— Как ты после вчерашнего, Роберт? Живой? — спросила Грай, сдувая выбившиеся из-под кожаных завязок и настырно лезущие ей в глаза волосы.
— Сейчас уже да. А вчера вечером думал, что умру… — сказал он и улыбнулся, наблюдая за её тщетными попытками справиться с непослушными прядями. — Давай, я тебе помогу. — И, не дожидаясь согласия, сам заправил их ей за уши. Девчонки прыснули в ладошки, и Роберт подмигнул им. Затем снова повернулся к Грай: — Тиметт сдержал слово. Он приказал не лезть в бой, стоять в стороне и стрелять из лука, если кому-то понадобится помощь. Так что я не только остался живой, но ещё и коня подстрелил. Он был большой, и я легко в него попал.
Хохотушки снова рассмеялись, зашушукались, потом сложили мокрое тряпьё в плетёную корзину и пошли прочь, время от времени оборачиваясь и продолжая улыбаться.
