город и величайшую православную святыню – Софийский собор, – ныне все еще мечеть[186]. Подобные настроения увеличивали вероятность беспорядков и погромов как в самом Константинополе, так и по всей Османской империи. Кроме того, взятие Константинополя болгарскими союзниками давало им серьезнейший аргумент в будущих переговорах с державами[187]. Сазонов желал во что бы то ни стало пресечь болгарское наступление на турецкую столицу, подчеркивая необходимость оперативных действий со стороны держав.
Сазонов заявил, что в случае взятия Константинополя Россия готова присоединиться к любой согласованной державами международной военно-морской демонстрации у берегов турецкой столицы с целью обеспечения «непродолжительности болгарской оккупации», ибо всякая продолжительность таковой была чревата новыми угрозами. В беседе с британским послом Сазонов настаивал, что столица и ее окрестности «должны остаться либо турецкими, [либо же] сделаться русскими, и тогда уже Россия будет вправе расценивать попытки какой-либо державы овладеть ими в качестве casus belli»[188], тем самым ясно подтверждая, сколь жизненно важен был Константинополь для России; единственным же, что, помимо этого, могло спровоцировать русскую интервенцию, было нападение Австрии. Словом, Россия выступала категорически против того, чтобы болгары оказались в Константинополе и тем более инкорпорировали его в некое новое, разросшееся болгарское государство.
В менее же «чувствительных» областях Сазонов уже был готов пойти на компромисс: так, если болгарам удастся взять Адрианополь и разрушить фортификации, «Россия, возможно, согласится, чтобы город остался за Болгарией»[189]. В состоявшейся 2 ноября частной беседе с Бьюкененом Сазонов разъяснил общее направление политики, определяющее позицию России вплоть до окончания кризиса: Болгарии будет дозволено расшириться за пределы сан-стефанских границ, включая даже Адрианополь, но султан должен сохранить реальный суверенитет над проливами, побережьем и Константинополем с достаточной окрестной зоной для их обороны.
Тогда же, 2 ноября, русским и болгарам представился шанс найти точки соприкосновения. В лондонской «Таймс» было опубликовано коммюнике, гласившее, что Болгария не намерена удерживать турецкую столицу, если таковая будет ею захвачена, – там будет подписан мирный договор, после чего болгарские силы покинут город. Подобное заявление подтверждало опасения Гартвига и Сазонова, что Константинополь нужен Софии в качестве разменной монеты на переговорах. Грей немедленно вызвал к себе болгарского посланника Михаила Маджарова, заявившего, что данная публикация отражает сугубо его личное мнение. Грей напомнил ему о чрезвычайной важности Константинополя для России, предложив, чтобы болгарское правительство успокоило русских, официально уведомив их о своих добрых намерениях[190]. Маджаров передал предложение Грея своему правительству, и уже на следующий день британский поверенный в Болгарии доложил министру, что, как заявил ему глава правительства Иван Гешов, у его страны «нет ни малейшего намерения удерживать Константинополь»; также Гешов проинструктировал и петербургского посла Стефана Бобчева заверить в этом Сазонова[191].
Но еще прежде, чем об этом узнали в русской столице, готовность Сазонова признать Адрианополь болгарским была поддержана на высшем правительственном совещании, на котором вместе с ним присутствовали также Коковцов, морской министр, адмирал Григорович и начальник Генерального штаба генерал Жилинский. Полагаясь на мнение Военного министерства о том, что Адрианополь не имеет существенного значения для обороны Константинополя, чиновники решили, что Болгарии можно будет оставить себе город в пределах военной крепости, но, чтобы сохранить пространство для дипломатического маневра, пояснил Сазонов Луи, об этой уступке ставить Софию в известность он не собирается и настоятельно просит, чтобы о том не прознала французская пресса, как случалось уже не раз[192]. Пока уже принятое решение сохранялось в тайне, Сазонов мог занять с болгарами более сильную переговорную позицию.
И в самом деле, все шло к тому, что уже очень скоро ему предстояло поторговаться с болгарами за Константинополь. 3 и 4 ноября турецкое правительство обратилось к державам с просьбой принудить балканских союзников к немедленному режиму тишины и не позволить болгарам – и лично королю Фердинанду I – войти в Константинополь, что привело бы к массовым беспорядкам и разрушениям[193]. Турхан-паша признался Сазонову, что армия его империи не в состоянии сдержать натиск атакующих и правительство покинет город в случае взятия его болгарами, что неминуемо обернется полной анархией[194]. Подобные известия лишь укрепили стремление Сазонова прийти к скорейшему компромиссу с державами с целью вынудить балканские государства принять посредничество и согласиться на перемирие; однако стремительное развитие событий вкупе с разногласиями держав чрезвычайно – как и всегда – осложнили путь от слов к решительным действиям.
Все еще надеясь заручиться поддержкой партнеров по Антанте, Сазонов поручил Извольскому поставить Пуанкаре в известность, что в случае взятия Константинополя Россия будет вынуждена отправить к его берегам весь свой Черноморский флот. Было бы куда сподручнее, если бы Франция помогла надавить на Германию с Австро-Венгрией, чтобы державы согласовали общий план действий, поскольку развертывание русских корпусов вблизи проливов вполне могло пагубно отразиться на общеевропейской ситуации[195]. Сазонов уведомил Берлин о своем плане посредничества, включая определение константинопольской оборонительной полосы, лишь 4 ноября; и если немцам представили план, согласно которому Адрианополь оставался турецким, то Пуанкаре наконец узнал, что Сазонов все же пошел на то, чтобы уступить крепость болгарам[196]. И он, и Грей в итоге отказались пойти навстречу Сазонову, полагая подобное давление бессмысленным, а может статься, даже контрпродуктивным, ибо оно могло подтолкнуть Болгарию в объятия Австро-Венгрии[197].
Окончательно лишившись англо-французской поддержки и ввиду победоносно прорывающейся на Константинополь Софии Сазонов счел необходимым раскрыть свое согласие по Адрианополю в надежде, что этого достанет, чтобы болгары согласились начать переговоры. 5 ноября Бобчев наконец гарантировал Сазонову, что в случае взятия Константинополя болгарские войска не будут там расквартированы навсегда. При этом он настаивал, что Болгарии должна будет отойти значительно большая часть Адрианопольского вилайета, чем предписывалось Сан-Стефанским договором. Сазонов объявил ему, что Россия позволит Болгарии сохранить за собой Адрианополь, если той удастся захватить его; однако сам тон беседы, равно как и последние донесения с фронта, оставляли мало надежды, что болгар что-нибудь остановит на пути к турецкой столице. Столь ценная прежде монета теперь уже мало чего стоила[198].
Разочарование Сазонова было столь велико, что 6 ноября он, кажется, пошел на новую уступку, объявив французскому, британскому и болгарскому правительствам, что Россия не станет «возражать против временной оккупации Константинополя балканскими войсками»[199]. При этом он все равно опасался, что подобный исход еще более усложнит будущие переговоры: оставив город, турецкие силы тут же перегруппируются, «и Порта явно уже не станет выказывать особого рвения в поисках компромисса, ибо хуже дело уже точно не обернется»[200]. Также Сазонов напомнил, что если оккупация
