эту девочку. Ей, как и мне, просто нужна была надежда.
12
Как только закричали петухи, и едва мгла ночи начала сереть, мы двинулись в дорогу. До Холмов мы добрались затемно. Возле дома Ладо нас уже встречали взволнованная Тина и Софико. Тито все это время жил в доме Бахмена, присматривал за овцами. На следующее утро, вчетвером, мы подошли к моему дому. Зрелище было тягостным и скверным: заколоченные окна, отсутствие каких-либо звуков, означавших жизнь, облетевшая пожухлая листва, засыпавшая весь двор – все это придавало вид давно заброшенного дома. Мне даже показалось, что сами стены дома постарели на несколько лет: дерево почернело, покоробилось, стало щербатым и заостренным, а заколоченные окна и дверь будто выгнулись дугой наружу, словно под напором чудовищной силы.
– О мой бог, мой сарай лучше выглядит, чем этот дом, – воскликнула Варида. – Зачем вы заколотили двери с окнами?
– Потому что те, кто внутри, опасны, – ответил Ладо.
– Бесноватые не опасны, если только они на самом деле бесноватые, а не еще какие-нибудь. Так, кто же там находится, если нужда заставила заколотить выходы?
– Мы не знаем, поэтому мы зайдем все вместе, все необходимое, которое может помочь, мы захватили.
– Но, тем не менее, вы дом заколотили, чтобы они не вышли, – женщина вздохнула и вытерла платком пот со лба. – Парни, я хоть и выгляжу, как женщина-валькирия, но я ей не являюсь. Если вы говорите, что они опасны, то вы думаете, их остановит крест и святая вода? Они же не вурдалаки! Вы бы еще чеснок принесли. Если в тех людей, правда, вселился бес, то нужны веревки, чтобы связать их и везти прямиком к святому человеку.
– И где же найти этого святого человека? – спросил я.
– А вот в этом и заключается проблема. Сейчас святого сложнее найти, чем залезть с голой задницей в терновник и собирать там ягоды! Я, поди, на святую тоже не похожа. Я согласилась помочь, но я предупреждала, чтобы на меня больно уж не рассчитывали. Потому, если бесноватый или кто он там, кинется, то лучше отбиваться от него чем-нибудь тяжелым, чтоб можно было треснуть хорошенько.
Когда мы вошли во двор, листья под ногами недовольно захрустели и зашумели, будто предупреждали дом о визите гостей. Сняв с двери доски и отперев ставни кухонного окна, чтобы в дом поступал свет, вооружившись граблями и лопатой, с перекинутыми веревками на плечах, мы сняли засов с двери и зашли внутрь. Тито остался дежурить на улице, если вдруг кто-нибудь незаметно захотел бы выскочить из дома, пока мы будем внутри.
Из дома повеяло затхлостью и сыростью. Этот запах напомнил мне болото, на которое я случайно набрел, когда искал пропавшую овцу, куда-то подевавшуюся при переходе через каменистый ручей. В поисках я забрел слишком далеко, едва ли не до самой запретной местности. Болото окружали со всех сторон такие высокие ели, что дневной свет лишь чуть рассеивался вверху, не доходя до темно-зеленой, бугристой тины, из которой торчали обломки сухих веток и коряг. Возле кромки зеленой воды я увидел какое-то разлагающееся животное, напоминавшее то ли мелкого волка, то ли собаку, а поверху воды, будто рассыпанные чьей-то рукой, плавали перья птиц. Это болото словно все состояло из мертвецов. Оно источало тошнотворный, сладкий запах, вызывающий головокружение. И теперь, когда мы входили в мой дом, такой же омерзительный запах сочился изнутри. Уже намного позже я понял, что это был за запах. Его ни с чем нельзя спутать. Это был запах умирающего дома.
Возле входа отчего-то я обратил внимание на грязный полосатый коврик, валявшийся скомканным в углу. Мать всегда с каким-то необычайным трепетом относилась к нему, следила, чтобы он был чисто выметен и аккуратно постелен, так как она сама, будучи незамужней девушкой, сшила его.
Первой, слева, располагалась комната брата. Дверь была открыта, и нам виден был невообразимый беспорядок, творившийся внутри: книги, ранее аккуратно стоявшие на полках, были все сметены на пол, кровать представляла собой неуклюжего монстра состоящего из перемешанной одежды, одеял, подушек и бог весть какого тряпья. Возле прохода я увидел то самое ведро, наполненное водой. В кухне также царил хаос: грязная посуда с островками заплесневелой пищи загромождала весь стол; кастрюли, чугунки и деревянные ложки хаотично валялись на полу вперемешку с какими-то тряпками, полотенцами и грязной одеждой. На подоконниках и на полу вокруг них были разбросаны глиняные черепки вперемешку с землей. Желтые ситцевые занавески на окнах безвольно свисали по бокам, словно их хотели сдернуть с петель.
– Они были в ярости, в очень сильной ярости, когда крушили все здесь, – прошептала Варида, прикасаясь к стенам.
Шаг за шагом мы осмотрели весь дом. Моих родителей нигде не было. И оставалось только два места, где они могли быть – мой чердак и подвал. Мы решили, что я полезу осматривать чердак, а Ладо самое худшее – подвал. Держа в руках лампу, я сглотнул комок страха, застрявший в горле: еще очень памятен был тот жуткий вечер, когда я, вернувшись домой, увидел там Богдана. Но сейчас забираться на чердак было еще страшнее, потому что теперь я знал, чего можно ожидать. Поднявшись по лестнице, я выдохнул и резко протолкнул лампу вперед, и, стараясь несильно высовывать голову, всмотрелся в часть освещенного чердака. Сквозь заколоченное окно, прорывался тонкий лучик света, попадая как раз на мою кровать. Никого не было. Но дальний угол оставался в темноте. Нужно было подняться на чердак и еще дальше протолкнуть лампу. Пригибаясь, я молниеносно оказался в своей бывшей комнате, и лампа осветила угол – никого.
– Значит, остается только подвал, – печально вздохнул Ладо. – Ну, что ж, надо лезть. Вы думаете, они могут быть там? Не знаю, не знаю. Чего бы им там делать? Там сыро и холодно, и водятся всякие многоножки, и мерзкие насекомые. Не думал, что когда-нибудь я скажу это, но честное слово, я боюсь.
– Давай лезь, – сочувственно махнула рукой Варида, – мне самой уже от этого дома тошно.
Хмыкнув и вооружившись лопатой, Ладо поднял дверь в полу, осветил лампой ступеньки и начал спускаться.
– Иларий, насколько глубокий погреб? – спросил он.
– Он идет прямо, и справа еще есть отступ, в общем, не особо глубокий.
– Это радует, – неуверенно пропыхтел Ладо, продвигаясь вперед.
Его спина скрылась в подвале, и мы с напряжением всматривались в темноту, ожидая услышать с минуту на минуту какой-нибудь шум или вопль. И увидев, как он, с испариной на лбу, в спешке поднимался наверх,
