взгляд. Не могу говорить об этом. Не сейчас, когда все остальное вокруг такое зыбкое, не тогда, когда я чувствую себя такой безумно уязвимой.
Его рука касается моего подбородка, и мои глаза обращаются к нему.
— Почему ты вернулась?
— Я уже говорила. — Чувствую, как сжимается челюсть.
— Да. Ты сказала, что здесь ты была счастлива.
— Дедушка…
— Нет, — прерывает он меня, не отпуская подбородок и заглядывая мне в глаза. — Мы были счастливы. Мы с тобой были счастливы.
— А потом стали несчастны, — выдавливаю я, и его взгляд на мгновение опускается, а рука перемещается от моего подбородка к затылку, сжимая.
— Ты права. В конце концов, мы стали несчастны. Мы были убиты горем из-за Сэмюэля, и никто из нас не знал, как справиться с этим, — говорит он, глядя на свои колени, затем поднимает глаза, чтобы снова встретиться со мной взглядом. — Но мы не ненавидели друг друга. Это не закончилось плохо. Между нами было много боли, но в то же время было много любви.
— Ты…
Я закрываю глаза, мне нужно привести мысли в порядок, что кажется невозможным, когда он сидит передо мной и говорит такие слова.
— Ты продолжил жить дальше, — повторяю я, чувствуя, как сердце снова разбивается. Я любила его. Я его любила, а он продолжил жить дальше.
— Не продолжил.
— От тебя забеременела другая, и ты женился на ней. Ты продолжил жить дальше, — повышаю я голос, и Зак качает головой и на мгновение отводит взгляд.
— Мне жаль это говорить, потому что знаю, это больно, но я не сожалею о том, что произошло между мной и Тиной, и никогда не пожалею об этом, потому что, в итоге, у меня двое удивительных детей, которых люблю всем сердцем. Это не значит, что я не сожалею о том, что потерял тебя.
— Это должны были быть мы! — кричу я, сжимая руки в кулаки, жалея, что не сдержала этих слов. Жалея, что так легко открылась перед ним, обнажая все, что так долго защищала. — Это должны были быть мы, — тихо повторяю я, отводя от него взгляд, глядя на деревья позади нас.
— У тебя когда-нибудь возникало сожаление о том, что у тебя есть Хантер? — тихо спрашивает он, и я замираю, устремляя взгляд на него.
— Никогда. — Я стискиваю челюсти.
— Конечно. Ты на такое не способна. Так как же ты можешь ожидать, что я буду сожалеть об Обри и Стивене?
Сглотнув, сильно зажмуриваюсь. Он прав. Знаю, что он прав. Если бы я не ушла, у меня не было бы Хантера, а у него, вероятно, не было бы Обри и Стивена, и мне бы ни за что не хотелось, чтобы он сожалел о своих детях.
— Я знаю, ты не хочешь, чтобы я сожалел о них, и знаю, ты мне не поверишь, но то, что я не пошел за тобой — мое самое большое сожаление.
— Перестань.
Я пытаюсь отодвинуться от него, но Зак встает и опирается руками на подлокотники кресла по обе стороны от меня, заставляя оставаться на месте.
— Это правда. Каждый день с тех пор, как ты ушла, я жил осознанием того, что не боролся за нас, не пытался найти способ заставить тебя остаться, не отправился за тобой и не вернул обратно.
— Кто знает, что бы с нами случилось, если бы я осталась или вернулась? — шепчу я, затем чувствую, как его рука скользит по моей вниз к безымянному пальцу.
— Ты права. Мы никогда не узнаем, что бы произошло, но должна знать, что я не продолжил жить дальше. Я не переставал тебя любить, — тихо говорит он, и его рука скользит вверх по моей руке к затылку. Теплые губы легко касаются моих губ, так легко, что я даже не уверена, что это было, и Зак оказывается в нескольких футах от меня. — Я уйду через парадную дверь. Запри за мной потом.
Затем он исчезает в моей комнате, закрыв за собой дверь. Не знаю, как долго я сижу после его ухода, думая обо всем, что он сказал, но к тому времени, как покидаю балкон, тьму надо мной усеивает миллион звезд.
***
Обри
— Стивен, — зову я брата в темноте комнаты, закрыв за собой дверь. — Стивен.
Я подхожу ближе к его кровати, затем спотыкаюсь обо что-то и чуть не падаю ничком на пол, обретая равновесие в последнюю секунду.
— Какого черта ты здесь делаешь, Бри? Выметайся отсюда, — ворчит Стивен, и я закатываю глаза, затем нащупываю лампу, которая, как знаю, стоит рядом с его кроватью, и включаю ее. — Какого хрена? — кричит он, и я прыгаю на него, зажимая ему рот ладонь и глядя на дверь.
— Не буди папу.
— Слезь с меня, — рычит брат из-под моей ладони, пытаясь оттолкнуть, но я держусь крепко, как только могу, но он всегда был сильнее меня, так что мне требуется много сил.
— Я должна тебе кое-что сказать! — восклицаю я, когда он отдирает мою руку и отталкивает меня.
— Сейчас… — Он смотрит на часы. — Уже за полночь. Что тебе приспичило сказать мне в такой час?
Он щуриться, и я облизываю губы, размышляя, стоит ли рассказывать. Брат очень любит маму и всегда во всем принимает ее сторону, но у меня больше нет никого, с кем бы я могла поделиться.
— Бри, говори уже или убирайся.
— Папа любит Шелби, — пищу я, и его брови сходятся вместе.
— Что?
— Папа любит Шелби и любил ее всегда.
— И что?
— Что значит «и что»? — кричу я, затем захлопываю рот ладонью и прислушиваюсь, нет ли признаков того, что папа меня услышал.
— Ну, кому какая разница? — Стив пожимает плечами, укладываясь обратно, и тянется выключить лампу.
— Тебе все равно? — шепчу я, потирая руки. Он замирает, и его глаза возвращаются ко мне.
— Да, — бурчит брат, затем выключает свет, погружая комнату в кромешную темноту.
— Почему у папы никогда не было девушки?
— Не знаю, Бри, и мне все равно. А теперь уходи.
— Папа все еще любит ее и не переставал любить. Он сказал, что сожалеет, что не отправился за ней, когда она уехала.
— Он сказал это тебе? — Его тон полон недоверия, и я слышу, как скрипит кровать, а затем комнату наполняет свет.
— Нет, не мне. Он сказал это ей.
— Что?
Присев на край кровати, обхватываю себя руками за талию и прикусываю губу.
— Бри, — рычит он.
— Я пошла поговорить с папой, но он был с Шелби на балконе, и они разговаривали. Я услышала наши имена, поэтому прислушалась к
