уж там! Вы ее сию минуту сами увидите.
Бросает кусочек мела в зрителей. Теперь никакого вам утреннего солнышка, уже поздно, прекрасная лунная ночь.
Напевает начало сонаты. Эй, там, наверху, внимание! Создайте воздушное освещение! Включите софиты на контровой, направьте прожектор авансцены влево!
Теперь, когда мы создали нужную атмосферу, разрешите вам представить донью Пруэз.
Что за имечко![30] От него так и исходит ощущение подлинности!
Донья Пруэз прибыла сюда в костюме, который вы уже на ней видели несколько дней назад, впрочем, время можете выбрать сами, вы же знаете, что мы в театре обращаемся со временем как с аккордеоном, по нашей прихоти часы растягиваются, а дни укорачиваются.
Нет ничего проще, чем запустить несколько времен в разных направлениях.
Собственно говоря, я боюсь, что нервы мадам не смогут вынести стольких волнений.
Не то чтобы она совсем тронулась, но явно получила шок и теперь пребывает в прострации, так что думать ни о чем не может.
Вы полагаете, Пруэз удалось увидеть своего возлюбленного? Вовсе нет.
Родриго находится у своей матери, и та ухаживает за ним, впрочем, она ухаживает за обоими.
Разлученные толстыми стенами, тщетно пробегают они лестницами горячечного бреда в надежде соединиться.
Я пойду за ними.
Выходит и возвращается вместе с опирающейся на его руку доньей Пруэз.
Всем видом напоминает гипнотизера, вышедшего
с очередным номером.
Пруэз снова в женской одежде.
Говорите, Пруэз! Пусть это множество людей в зале, собравшихся здесь без вашего ведома, услышит вас.
Говорите, расскажите нам, какое горе отягощает ваше грешное сердце.
ДОНЬЯ ПРУЭЗ
Родриго!
НЕУСТРАНИМЫЙ
Родриго? Он на охоте.
Я хочу сказать, что его тело в самом деле находится там, за красноватыми квадратами окон замка, в которые вы неустанно вглядываетесь,
Но вот уже немало часов во сне он пытается выбраться из этой запутанной лесосеки, что сминается и трещит на его глазах под грузом невидимого присутствия:
“Это вы?” Напрасно произносит он ваше имя тихим голосом, как вы сами только что, нет ему ответа.
И вскоре выйдет он на поляну, покрытую мертвыми деревьями, окутанными древним мхом.
Там будет все странно бело на черном фоне елей, даже та бабочка, что на мгновение раскрыла крылья в свете мертвенно–бледного дня; и никого, ни единого человеческого лица.
ДОНЬЯ ПРУЭЗ
Родриго!
НЕУСТРАНИМЫЙ (пятится к кулисам, не спуская глаз с Пруэз) Теперь приблизьтесь, Онория! Настала пора показать вас.
Входит донья Онорня. Пусть эта дама в горе почувствует свою страдающую любовь подбодренной и защищенной вашей материнской любовью
И пусть сердце матери объяснится с сердцем возлюбленной.
Женщины обнимаются. Час испытаний приближается! Мне осталось только установить перед вами оконную раму…
Делает знак монтировщикам, они устанавливают оконную раму, на которую на мгновение облокачиваются обе женщины.
… И вы тотчас увидите, какой, я бы сказал, роковой уголок Испании открывается за ней.
Вот горы, покрытые суровым лесом, грязнее, чем свалявшаяся шерсть зубра, светлая ночь, крылья большой мельницы справа от нас, которые одним махом каждую секунду перекрывают лунный свет,
А там, по тайным тропам, дон Пелайо в сопровождении своего слуги тяжело поднимается к нам.
В это время монтировщики уже закончили установку для
следующей сцены.
НЕУСТРАНИМЫЙ
Все в порядке, можете идти.
Он уходит, уводя с собой донью Пруэз. Донья Онорня остается на сцене вместе с доном Пелайо, который уже успел войти.
СЦЕНА III
ДОНЬЯ ОНОРНЯ, ДОН ПЕЛАЙО
Зала в замке X…
Дон Пелайо и донья Онорня, оба стоят.
Только что отзвонили колокола дневного благовеста.
Перекрестившись, садятся. День ранней осенью.
Долгая пауза.
Дон Пелайо поднимает палец, делая знак, чтобы его слушали.
Пауза.
ДОНЬЯ ОНОРИЯ Это запоздалая цикада. Сегодняшнее солнце обмануло ее. И она начинает стрекотать с прежней горячей верой. Но вскоре замечает свое одиночество. Никто не вторит ей. И тогда она замолкает, как вы заметили, diminuendo, Подобно долгой выдержке смычка,
Словно оставляя время для восстановления тишины.
ДОН ПЕЛАЙО Это так грустно, так священно, так торжественно!
Вы понимаете, что говорит нам этот слабый голос, донья Онория, вам, и мне, и всем живым существам?
ДОНЬЯ ОНОРИЯ (как бы не слыша его, вполголоса) Пчелы жужжат прямо у самого летка.
Еще цветут розы.
ДОН ПЕЛАЙО Я старался приехать незамеченным.
Разве что мои лошади в конюшне не ладят с вашими.
ДОНЬЯ ОНОРИЯ Вам не обязательно было говорить громко.
Все, кто живет в этом замке, тотчас узнали, что вы здесь.
ДОН ПЕЛАЙО Скажите уж, что меня ожидали.
ДОНЬЯ ОНОРИЯ Вы правы.
На этом празднике скорби было отведено место и вам.
Пауза.
ДОН ПЕЛАЙО Как у нее дела?
ДОНЬЯ ОНОРИЯ Плохо.
Утром врач был довольно мрачным.
Самое серьезное — не столько удар шпагой, который пришелся ему в грудь..
Не обращайте внимания, если я плачу, это ведь, знаете ли, мой сын!
… А страшное воспаление всего организма.
Вот уже пятнадцать дней, как он не приходит в сознание. Сегодняшней ночью все решится.
ДОН ПЕЛАЙО Но я спрашивал вас о ней.
ДОНЬЯ ОНОРИЯ А как могут идти дела, когда он умирает?
ДОН ПЕЛАЙО Должен ли я это понимать так, что она сменяет вас у изголовья вашего сына?
ДОНЬЯ ОНОРИЯ Нет.
Она его не видела.
Она и не просила об этом.
Ее комната находится во дворе прямо напротив наших.
ДОН ПЕЛАЙО В прежние времена мадам разместили бы немножко пониже, — Там, где находится хорошая, надежная тюрьма, которую мне показывал еще ваш отец.
ДОНЬЯ ОНОРИЯ Я должна сделать все, чтобы мой сын жил.
ДОН ПЕЛАЙО И вы полагаете, что преступная любовь станет ему спасением?
ДОНЬЯ ОНОРИЯ Пока она здесь, он не может умереть.
ДОН ПЕЛАЙО Но, видимо, и выздороветь тоже.
ДОНЬЯ ОНОРИЯ Я не знаю.
Это ее имя, а не мое, он не перестает бормотать во сне. Ради встречи с ней он уехал отсюда.
Я ничуть не удивилась, когда увидела ее здесь.
ДОН ПЕЛАЙО А мне ничего не остается, как уехать?
ДОНЬЯ ОНОРИЯ Может быть, и ваш приезд тоже был нужен.
ДОН ПЕЛАЙО Тем не менее предпочтительнее было бы, если бы моя лошадь споткнулась по дороге сюда и сбросила судью его Величества в один из здешних оврагов, которые просто созданы для этого.
ДОНЬЯ ОНОРИЯ Есть вещи, которые решает не случай.
ДОН ПЕЛАЙО “Родриго”, — сказала бы она. На этот раз вы, без сомнений, дали бы ей возможность приблизиться к нему? Я даже вижу, как она прикладывает руку к его лбу: “Живите! Старик умер!”
ДОНЬЯ ОНОРИЯ Эта мысль ни на