Ознакомительная версия. Доступно 50 страниц из 249
беглых людей, отряды, которые посылал губернатор, не выдерживали стычки с казаками, а многие переходили на сторону самозванца, который присвоил себе имя покойного императора Петра III. Башкирцы, татары, калмыки, чуваши, мордва, черемисы, господские крестьяне отказывались подчиняться губернскому начальству и перебегали на сторону казанского колодника, а побежденных офицеров и губернских чиновников беспощадно вешали.
– Оренбургская и Казанская губернии оскудели своими войсками, ведь сколько мы отобрали у них преданных империи солдат и послали их в Турецкую кампанию, в Польшу и когда зашевелились шведы. Надо послать помощь… – задумчиво произнесла императрица.
– Военная коллегия давно следит за этими бунтовщиками, но то, что они посылают, – недостаточно, мятежники обложили Оренбург; отряды Кара, полковника Чернышева, генерала Фреймана разбиты, а полковник Чернышев повешен. Губернатор ведет нелепую пропаганду, дескать, Емельян Пугачев наказан кнутом, а на его лбу знак разбойника. Мятежники хохочут, не видя на лбу Пугачева никакого воровского знака. Но все это как бы прелюдия к нынешним событиям, в городе голод, недавно, 13 января сего года, губернатор Рейнсдорп собрал свои части под командой Корфа, Наумова и Валленттерна и ранним утром бросил на полчища самозванца, но тут же был окружен многочисленным врагом, в завязавшейся схватке эти части были разбиты, около четырехсот были убиты, к тому же потеряли и пятнадцать орудий. А мятеж захватил чуть ли не весь Заволжский край, повсюду идут казни офицеров, дворян, помещиков.
– Я так и знала, что ты пришел неспроста, события 13 января и голод в Оренбурге – это серьезное бедствие. Военная коллегия предложила, а я утвердила широкие полномочия генерал-аншефа Александра Ильича Бибикова с крупным отрядом. Возможно, он уже выехал из Петербурга.
– Да, государыня, он уже прибыл в Казань, произнес страстную речь среди чиновников и дворянства, началось формирование рекрутских отрядов.
Князь Вяземский понял, что дело устрашения самозванца поставлено на широкую ногу, откланялся и удалился.
А Екатерина Алексеевна снова вернулась к своим текущим делам. Как бы ей хотелось поскорее начать мирные переговоры с Турцией, не может она воевать с турками и одновременно посылать войска против казанского колодника, возомнившего себя императором Петром III. Неделю тому назад она направила фельдмаршалу Румянцеву письмо, в котором утвердила план кампании на 1774 год, разработанный фельдмаршалом, согласна, действительно надобно переправить достаточный корпус за Дунай и ударить вдруг или порознь на Силистрию и Варну. Кроме того, ссылаясь на смерть султана, дала указания к быстрейшему заключению мира на достойных основах. Фельдмаршал готов к переговорам, но турки не торопятся. Тем более что ужасное наводнение потопило и дороги, и поля, и целые селения, так что курьеры генералов с донесениями вместо одного дня задерживаются непреодолимыми препятствиями больше недели, порой донесения генералов устаревают. А весть о том, что турки настаивают на возвращении Молдавии и Валахии при заключении мирного договора, плохая новость, и если возвращать туркам эти княжества, то только при условии прежней автономии, которая существовала в начале нашего века. Прав фельдмаршал, что, услышав такие вести, местное население перестанет так благожелательно относиться к русским войскам.
Вновь постучали в дверь, вошел кабинет-секретарь Олсуфьев с графом Захаром Чернышевым, который с низким поклоном подал решение Военной коллегии для Петра Александровича Румянцева о расписании войск на кампанию 1774 года.
– Наконец-то составили, а ведь реляция фельдмаршала была прислана уже давно. Как любят мои кабинетные генералы тянуть с бумагами, – недовольно перелистывая листки решения, говорила Екатерина II. – Ну да ладно… Пора ему выводить свои войска с зимних квартир, шестой год идет война, нужно добиваться мирных переговоров. Два генерал-поручика и четыре генерал-майора в отпуске, надеюсь, к ним уже отправлены мои указы, чтобы в мае месяце они уже были у генерал-фельдмаршала, не сомневаюсь, что выполняются и остальные мои указания о возвращении в армию и надобных предметах для ведения войны… Вы, Захар Григорьевич, опытный в военном деле человек, больше десяти лет вице-президент Военной коллегии, предупредили генерал-аншефа Александра Глебова, генералов фон Бауэра и Николая Дурново о неукоснительном выполнении всех императорских указов? Переходим в наступление, фельдмаршалу нужно все необходимое для войны…
– Все предупреждены, государыня, также приказано генералу и кавалеру Григорию Григорьевичу Орлову позаботиться об артиллерии и о посылке снарядов. Все будет выполнено без наималейшего упущения времени.
– А положенное число донских казаков?
– В войско Донское послана грамота. Получен ответ, что донские казаки готовы к отправке в войска генерала-фельдмаршала.
– Ладно, с этим делом покончено, будем ждать от фельдмаршала новых известий. Особенно о мирных переговорах.
Как только ушли Олсуфьев и Чернышев, Екатерина Алексеевна второпях дописала письмо Григорию Потемкину, попросила его отправить с курьером, надеялась прогуляться и отдохнуть, но стоило подумать о фельдмаршале, как мысли закрутились вокруг братьев Румянцевых, которых надо отправлять за границу для учебы. Как удивительна судьба близких ей людей… Кто бы мог подумать, что судьба Николая Румянцева, недавно ставшего камер-юнкером и введенного в заседания Эрмитажного клуба, так тесно будет сплетена с бароном де Гриммом, с ландграфиней Каролиной Гессен-Дармштадтской, с Фридрихом II… Каролина прославилась своим умом, блестящим образованием и обаянием, она написала сотни писем знаменитым людям Европы, переписывалась с Вольтером, с французскими энциклопедистами, со всеми герцогскими дворами. Говорят, что переписка у нее осталась громадная, есть ее письма и у Екатерины II, российской самодержицы. Ведь она – мать великой княгини Натальи Алексеевны, Павел Петрович, наследник, по-прежнему, как в первые дни после свадьбы, теряет голову от ее обаяния и ума.
Она вернулась к размышлениям о насущных проблемах сегодняшнего дня.
В середине октября прошлого года Каролина вместе со своей свитой покинула Петербург, получила 100 тысяч рублей в подарок, две дочери – по 50 тысяч, 20 тысяч – на дорогу, писала ласковые письма, передающие ее восхищение нашим императорским двором, нашими беседами, играми в вист, каламбурами, а потом уж Екатерина стала более внимательна к донесениям, идущим от соглядатаев за великокняжеской семьей. Всем стала очевидна связь Андрея Разумовского с великой княгиней, а великий князь, конечно, ничего не замечает, по-прежнему держит красавчика князя в своих первых дружках. Екатерина II скорее почувствовала, чем осознала, что великая княжна не так проста; да, на первых порах ей казалось, что в императорской семье все идет очень хорошо, она попросила великую княгиню учить русский язык, и та согласилась, они танцевали, веселились, но великая княгиня почувствовала тошноту, прекратились танцы, веселья, великий князь начал оберегать свою жену от излишних движений. Но еще барон Ассебург писал, что принцесса не любит танцев, не любит играть и не любит общества… а Екатерина тогда уже поняла, что принцесса всех честолюбивее. «Кто ни в чем не принимает
Ознакомительная версия. Доступно 50 страниц из 249
