Пенелопы два или три часа, которые пролетели для него словно минута. В такие моменты не замечаешь времени и ясно ощущаешь, что оно – всего лишь иллюзия, созданная людьми для удобства.
Родители Пенелопы вот-вот должны были нагрянуть, и Юлиан понимал, что проводит последние минуты наедине со своей девушкой.
– Ты был на слушании, – сказала Пенелопа, когда они пили уже третью порцию кофе.
– Был, – сухо ответил Юлиан.
Он отдал должное Пенелопе, потому что она решила заговорить на эту тему лишь спустя несколько часов.
– Думаю, тебе неприятно это слышать, но я должна спросить тебя, – осторожно подошла к вопросу она. – Как всё прошло?
– Разве ты не читала газет? Уверен, все еженедельники не переставая пестрили заголовками.
– Не без этого. «Убийца и предатель получил по заслугам», – процитировала Пенелопа.
– Не получил, – ответил Юлиан. – Меня не покидало ощущение, что всё происходящее на слушании – фарс. Словно всё было спланировано заранее – и речь свидетелей, и вынесение приговора.
– Скажи мне, что ты был не из тех, кто действовал по заранее уготованному плану.
– Конечно, не был, Пенелопа, несмотря на все уговоры моего деда. Только грош цена была моим высказываниям. Меня никто не хотел слушать. Не только адвокат Сорвенгера, но и сам судья почти в открытую потешался надо мной. Они восприняли мои слова как откровения сумасшедшего. Весь зал. Я никогда не ощущал себя так неловко. Хотелось послать их всех к чёрту и уйти, но… Не смог.
– Ты сохранил своё лицо. Там, где все лгали, ты говорил правду. Неважно – поверили ли они тогда. Важно, что ты верил сам себе. Важно, что я знаю то же самое, что и ты. Правда всплывёт наружу рано или поздно.
– Они могли бы вызвать тебя на слушание, но не стали, – сказал Юлиан. – Потому что слова двоих имели бы хоть какой-то вес. Никому это было не нужно, Пенелопа.
– Иногда нужно сдаться и оставить всё как есть. Есть силы и люди, которые заведомо выше нас и противостояние с ними самоубийственно.
– Там был Лиам Тейлор, – не мог угомониться Юлиан. – Я уверен, что он тоже знал правду, потому что являлся близким другом Ривальды. Почему молчал и он?
– Потому что знал, что это бесполезно, – предположила Пенелопа.
– Из-за того, что мы заранее считаем все попытки безнадёжными, войны и проигрываются.
Пенелопа пересела к Юлиану и обняла его. Он знал, что она чувствует его боль, и за это ценил её.
– В любом случае – Сорвенгер за решёткой, и никогда оттуда не выберется, – тихо и нежно сказала она. – Спустя сто лет ему будет почти сто пятьдесят, а люди редко доживают до такого возраста, сохраняя при этом ясность ума.
Юлиан опустил голову. Он слышал неровное дыхание Пенелопы. Знал, что она испытывает возбуждение, находясь рядом с ним, но не может распорядиться им так, как хочет.
– Таких, как он, может остановить только смерть, – произнёс Юлиан и поцеловал Пенелопу в щёку. – В самом конце я взглянул в глаза Сорвенгера и понял, что всё идёт так, как он спланировал. Глаза не могут врать.
– Это паранойя, Юлиан.
Возможно, Пенелопа бросила слегка неосторожное слово, но Юлиан не стал придавать этому значения. Осенью он и сам считал, что одержим паранойей, но в итоге сбылись все его самые худшие опасения.
– Если вдруг он вернётся в нашу жизнь, я встану на его пути и отправлю на тот свет, – произнёс Юлиан. – Ривальда готовила из меня своего преемника, и только лишь из уважения я не должен её подвести.
Пенелопа не относилась всерьёз к его словам. Юлиан не видел её лица, но чувствовал, что на нём пробивается улыбка. Но он не мог злиться на неё из-за этого, потому что ничем пока ещё свои громкие слова не подтвердил.
– Мне называть тебя моим героем? – спросила Пенелопа.
– Достаточно просто – «моим».
Он был рад, что Пенелопа перевела разговор в положительное и непринуждённое русло. Юлиан хотел того же самого.
Пенелопа села на его колени и снова начала целовать.
Юлиан вернулся в общежитие уже поздним вечером. По пути от лифта до своей комнаты он встретил нескольких студентов, каждый из которых бросил недоверчивый взгляд в его сторону. В этом не было ничего удивительно – в таких закрытых общинах, как общежитие, всегда с осторожностью относятся к чужакам.
Юлиана не особо это заботило – его разум был полностью поглощён прошедшим днём: встречей с Пенелопой, примирением и поцелуями. Рано или поздно всё образумится, и Юлиан станет здесь своим. У него всегда неплохо получалось вливаться в подобные компании – пусть и не на главные роли, но и не на позиции аутсайдеров.
Гарета не было дома, благодаря чему Юлиан спокойно вздохнул. Едва раскрыв дверь, он увидел стоящий около его кровати большой чемодан на колёсах.
– Оперативно, – произнёс он и приблизился.
К чемодану была прикреплена небольшая записка, которую Юлиан незамедлительно открыл.
«Надеюсь, ты сделал правильный выбор. Дед в бешенстве, но я уговорила его дать тебе второй шанс.
Ф. Раньери»
Немногословно, но веско. Вещи Юлиана наконец-то прибыли к нему, а дед, скорее всего, не будет преследовать своего внука.
Это было первое утро за долгое время, когда Юлиан действительно проснулся, а не сделал вид. Солнце ещё не встало из-за горизонта, но лучи вчерашнего дня освещали дорогу для Юлиана.
Надев студенческую форму – синие брюки, рубашку и жилет, Юлиан отправился в академию.
К счастью, она находилось совсем близко, поэтому Юлиану не пришлось тратить время на общественный транспорт для того, чтобы не опоздать. Город был очень оживлён, как и полагается в утро понедельника – сигналили автомобили, прохожие едва ли не расталкивали друг друга, а светофоры еле успевали менять цвет с зелёного на красный и обратно.
Процедура восстановления не заняла много времени.
Элиза Даугтон – худая и невысокая женщина со взглядом орлицы и причёской, как у павлина, не торопясь, рассматривала личное дело Юлиана. Она была новым ректором академии, и менее, чем она, на эту должность подходил разве что вервольф Теодор. Юлиан не мог выделить для себя причин этого негатива, но и принять фрау Даугтон, по крайней мере, пока что, не мог.
– Юлиан Андерс Мерлин, – пробурчала она, не поднимая глаз. – Студент первого курса общеобразовательного факультета, специальности «Феникс». Был обвинён в убийстве Грао Дюкса и попытке взлома его дома, после чего отчислен из академии принца Болеслава. В ноябре прошлого года все обвинения были сняты. В январе текущего года по личной просьбе Лиама Тейлора был восстановлен. Герр Мерлин,
