радостно выпалил:
— Добрый день, Роман Николаевич! Меня зовут Кирилл. Я ваш водитель!
Кириллу на вид было лет двадцать пять, не так уж и много, но то, что он обратился ко мне на Вы и по имени-отчеству, меня смутило.
— Давайте мы будем обходиться одним именем, — предложил я.
— Не положено, Ваше Сиятельство, — ответил водитель и улыбнулся так, будто сообщил мне самую радостную вещь на свете.
Не хотел по имени-отчеству — получи по титулу. Это мне не понравилось ещё больше, но спорить я не стал и просто сказал:
— Я готов ехать.
Кирилл завёл двигатель, и гордость немецкого автопрома сорвалась с места. Ехали мы недолго — в воскресенье пробок почти не было. Всю дорогу я думал о том, что жизнь моя в очередной раз сильно меняется. Потихоньку в голове начинало складываться понимание того, что я теперь обладаю или вот-вот буду обладать суммой в несколько раз большей, чем нужна не просто для безбедной, а для совершенно беззаботной жизни — для жизни, в которой я смогу практически ни в чём себе не отказывать.
Так-то ещё в Петербурге я понял, что теперь стану богатым, но всё равно это не очень-то укладывалось в моей голове. После получения нескольких крупных вознаграждений я и так не бедствовал, и у меня на банковских картах было достаточно средств, чтобы полностью обеспечивать все свои потребности в восемнадцать лет. Но деньги эти казались чем-то абстрактным, я ими пользовался, но при этом я их не видел и оставался обычным студентом Кутузовки. А вот личный водитель картину сильно менял. Да и машина, если она числилась на балансе компании, на половину была моя. Это тоже впечатляло.
Что делать со свалившимся на меня богатством, я пока не представлял, но мне казалось, что со временем придумаю. И ещё я теперь понимал, что мне стоит сильно подкорректировать планы. Мне и до этого не особо хотелось идти в академию КФБ, но раньше я видел в государственной службе возможность занять хоть какое-то место в обществе и обеспечить себе достойную жизнь. Теперь же достойную жизнь мне обеспечили бабушка и, не желая того, дядя Володя.
А что касается общества, надо было сто раз подумать, какое место мне в нём нужно. Поэтому спешить не стоило, и в моей ситуации вполне имело смысл задержаться в Кутузовке, ведь перейдя в академию КФБ, я сразу же стал бы фактически сотрудником этой организации. Но и сильно отдаляться от Милютина и тем более от кесаря не стоило ни в коем случае — нужно было как-то сохранять с ними хорошие отношения, не попав полностью под их влияние. И я пока не знал, как это сделать, но был уверен — уходить в академию КФБ мне нельзя.
Правда, остаться в Кутузовке я мог, лишь распрощавшись с мечтой перевестись на третий курс. Я уже понял, что с моими постоянными приключениями и предстоящим участием в спецоперации сдать все зачёты и экзамены за первый и второй курс я до сентября точно не смогу. А Милютина, в отличие от ректора академии КФБ, на это глаза не закроет, и про третий курс в Кутузовке можно было пока забыть. Но в свете последних событий лучше было год потерять в Кутузовке, чем принять поспешное неверное решение. А насчёт перехода на второй курс я не переживал — экзамены и зачёты за первый я уже почти все сдал.
Когда мы подъехали к зданию торгового представительства Петербурга, я всё же заметил возле него одиноко стоявшего парнишку с транспарантом. Но в этот раз я не успел прочесть, что на этом транспаранте было написано — слишком быстро мы заехали во двор.
Мы вышли из машины, и Кирилл провёл меня в здание, где проводил на третий этаж в небольшую, но богато обставленную приёмную и передал секретарю — красивой девушке-эльфийке в строгом бежевом деловом костюме. Сам он после этого удалился, сообщив, что будет ждать меня в комнате для водителей или в машине.
Я внимательно рассмотрел секретаря — при всей строгости костюма длина юбки этой эльфийки и декольте её блузки были далеко не строгие. Впрочем, стоило признать, что с её фигурой это было оправданно — ей было что показывать. Но всё это было настолько на грани, что мне вот прямо захотелось посмотреть, как девушка будет наклоняться, чтобы поднять с пола упавший карандаш или лист бумаги.
Секретарь, в свою очередь, внимательно рассмотрела меня, после чего расплылась в очаровательной улыбке и проворковала мягким, невероятно располагающим голосом:
— Роман Николаевич, добрый день! Я Милана — Ваш секретарь. Но Вы можете называть меня просто Мила.
Это было уже чересчур — вот только сексуальной секретарши-блондинки по имени Мила мне ещё не хватало.
— Здравствуйте, Милана, — ответил я, не сразу придя в себя. — Мне нравится Ваше полное имя.
— Как пожелаете, Роман Николаевич, — сказала Милана. — Хочу уточнить! Я Ваш персональный секретарь, и в мои задачи входит решать все Ваши бытовые и рабочие проблемы и делать Вашу жизнь максимально комфортной и приятной. И я намерена выполнять свои обязанности так, чтобы у Вас не было претензий ни ко мне, ни к моей работе.
Сказав это, Милана снова улыбнулась, как мне показалось, ещё очаровательнее и спросила:
— Желаете чай или кофе?
— От кофе не откажусь, — ответил я. — Если можно в большую кружку две порции эспрессо и потом тёплого молока до краёв, чтобы кофе был очень тёплым, но не горячим.
— Мне всегда делать Вам кофе именно так, или каждый раз будут отдельные пожелания?
— Всегда так.
— Через минуту всё будет готово! — ответила секретарь, да так любезно, что я уж было подумал, что в конце она точно добавит «Ваше Сиятельство».
Но Милана обошлась без титула, она лишь ещё раз улыбнулась и отправилась к кофемашине. А я подумал, что дядя Володя однозначно хочет произвести на меня впечатление — сначала водитель на чёрном мерседесе, теперь красавица-секретарь. Даже страшно было представить, что он ещё для меня приготовил.
Не успел я выпить и половины кружки кофе, как пришёл дядя. Он поприветствовал меня как ни в чём не бывало и предложил пройти в кабинет. Сожжённую бабушкой руку он, разумеется, уже восстановил. Когда мы вошли в кабинет, мамин брат спросил:
— Нравится?
— Очень уютно, — ответил я.
Кабинет не был очень уж просторным — не больше тридцати квадратных
