Бородатый покачал головой: надо же так отравляться! Тихо вынул сигарету, понюхал ее, передернул плечами и положил назад.
Тут начальник открыл глаза — усталые и красные, как у всякого человека, который мало спит по ночам, а потом пытается урвать часок днем.
— Чего ты, Миш?
— Сижу.
— Ясно, — сказал начальник и закрыл глаза.
— Закурить собирался…
Начальник снова открыл глаза. Они были у него коричневые и выпуклые. А у бородатого наоборот — синие и запавшие.
— Очень вредно, Миш, у любой лошади спроси. Капля никотина — и нет савраски!
Несколько секунд они смотрели друг на друга.
— Вы точно знаете… про лошадь? — спросил Миша, сохраняя полную серьезность. — Тогда не буду, конечно. Тем более, слово начальника — закон для подчиненного.
— Закон, говоришь? Так вот мое слово. Решил я тебе посватать Кабанову Людмилу… Ну, мне, само собой, за это шаль.
— С чего это вдруг вам шаль?
— Не знаешь ты, милый, народных обычаев: удачливой свахе — шаль. Это уж так водится.
Бородатый помолчал секунду, как бы раздумывая.
— Нет, знаете, не нуждаюсь. Я сам сейчас пойду и предложу ей руку и сердце. Без вашего посредничества. Понятно?
Он встал, и так решительно, словно правда направляется к Люсе.
Начальник снова откинулся на подушку, но глаза уже не закрывал. Думал о бородатом человеке. «Я ему про Люсю — он даже ухом не повел: шутка и шутка. Странно! Такой бескорыстный человек, а другого сердца не чует, будто последний эгоист».
Потом начальник стал вспоминать про свою любовь с первого взгляда. Увидел девушку. Узнал, как зовут, — Лариса. Через три дня познакомился. Через полгода женился… Хм… Или я забыл что-то? Неужели так все гладко у нас вышло?
Был он женат уже двадцать два года и восемь месяцев.
Пока шло занятие кружка «Умелые руки», откуда-то с юга-востока подул неожиданный ветер. Погода целый день стояла ясная и не такая уж сказать жаркая. А ветер подул. Летом с восточными ветрами в наши края чаще всего приходит гроза. Так случилось и на этот раз.
Рыже-синяя, перезрелая туча вдруг вылезла над березняком и всем лесным краем неба. Долго не раздумывая, она стала выбрасывать из себя молнии — особенно острые и тонкие при ярко светившем с запада солнце. Молодо и близко рявкнул гром… То бывают громы раскатистые, а этот, казалось, бомбил прямо над лагерем «Маяк».
— Михаил Сергеевич, — спросил симпатичный мальчишка, которого все звали Жека Таран, — а что на земле остается, когда туда молния вдарит? Вы не знаете, случайно?
Он этого не знал. Но, быстро представив себе физику процесса, ответил, что, по всей вероятности, выжженное пятно. И еще, наверное, камни и песок должны сплавляться.
— Как в кимберлитовой трубке? — спросил Грошев.
Ответить бородатому не пришлось. Почти в ту же секунду обрушился дождь, и сразу таким тропическим ливнем, что невольно все отложили свои дела и вообще как бы позабыли, что происходило секунду назад, повернулись к окну. Тугие веревки воды уже летели с крыши на землю.
«Эх, надо бы сделать желобок вдоль крыши и бочку дубовую найти, — подумал бородатый. — Говорят, девчонкам полезно голову мыть дождевой водичкой». Ему снова вспомнилась Женька, да так близко! Женька, которую он никогда не видел летом, а только все зимой, в тесных помещениях.
— Вот не везет! — как-то удивительно в тон ему сказал Грошев.
— Тебе-то чего не везет? — И бородатый улыбнулся.
— Хотели в футбол играть. Теперь… Пропал вечер!
Народ между тем уже привык к дождю, который все не переставал. Опять принялись за работу.
— А я к вам сегодня приду, — вдруг сказал бородатый, — расскажу одну историю…
По «Маяку», надо заметить, издавна ходила легенда, что, когда у Михаила Сергеевича случается особое настроение, он приходит в чей-нибудь отряд и рассказывает.
Последний раз это было в прошлом году, в отряде разнимателя драк Вадима Купцова. Теперь Грошев понес радостную весть к себе во второй.
«Зачем я это затеял? — спрашивал себя бородатый человек, производя приборку помещения после той обязательной приборки, которую делали ребята. — Вообще я какой-то сегодня нескладный… Олега разбудил — мало ему хлопот!»
Он залез под верстак, вынул из ящика свечу, зажег ее и подождал, пока немного обгорит, чтоб не казалась новой.
Потом по мокрым дорожкам он отправился в Замок покаяния, взял ключ от клуба и пошел наконец во второй отряд. Над лесом невидимым морем всходил чистейший озон и разливался по лагерю. Но Михаил Сергеевич уже не замечал этого.
Он лишь одним взглядом перекинулся с Ольгой Петровной и понял: все в порядке, она готова отпустить ребят. Сказал отряду, который настороженно смотрел на него:
— Готовы?.. Пошли. Только оденьтесь потеплее.
Еще пять минут заняли беготня и переодевания. Сам Михаил Сергеевич захватить что-нибудь теплое вовремя не догадался и был в своих обычных «горячих штанишках» и ковбойке с короткими рукавами.
Они пошли по дорожке среди насквозь пробитых недавним дождем, осыпающих капли кустов.
Остановились перед клубом. Бородатый вынул из кармана свечу — хорошую, уже бывшую в деле, с обгорелым хвостиком, как заметила известная балерина Алла Федосеева и еще некоторые.
Тихой гурьбой они вошли в темный и гулкий зал, поднялись на сцену, задернули занавес. Теперь единственным светом остался желтый шарик свечи. Бородатый человек сел на голые доски перед свечой, и все сели за ним. Здесь действительно было прохладно, чуть сыровато и глухо, как в пещере.
— Однажды с Земли стартовал космический корабль…
Так начал он, без всякого предисловия. Обычно его борода казалась чуть-чуть театральной, чуть-чуть как бы приклеенной. Но только не сейчас!
Он рассказывал о том, чего сам еще не знал, не придумал заранее. Он сочинял тут же, при них. Но никто об этом не знал… И в то же время они знали! Чувствовали, что этот рассказ появляется впервые на Земле. И потом он исчезнет в космическом пространстве, лишь частями западая в счетно-решающие устройства, которые зовутся человеческой памятью.
Рассказ был про космонавта, который улетел один — надолго, чуть ли не навсегда, а на Земле осталась его любимая. Она его могла ждать или не ждать — это было все равно. Потому что все равно она его не дождется, и даже не увидит ни в один телескоп, и не услышит ни в один локатор — слишком быстро и далеко он летел.
Но все-таки Женька его ждала… А Грошеву казалось, что это Ветка его ждет. А Ветке казалось, что она ждет Леню Осипова. А Лене казалось, что это его ждет Алла. А Федосеевой Алле казалось, что она ждет
