— Видела, как она ест меня глазами? — взволнованно спрашивает он. — Что ей от меня надо? Ты заметила? Для меня накрашивается. Я говорю о той жгучей брюнетке с чувственным ртом. Она не сводит с меня глаз.
Он отодвигает пустую тарелку, закуривает сигарету, выпускает облако дыма в ее сторону и посылает ей воздушный поцелуй.
Это уже слишком.
— Если ты скажешь еще одно слово, я встану и уйду.
— Опять начинаешь? — Он пялится на американку. Я подавилась орехом. Фаусто хлопает меня по спине, не глядя, само собой разумеется, потому что занят брюнеткой.
— Ты можешь восхищаться другими, когда ты один, — говорю я как можно более спокойно, хотя едва дышу. — Я тоже меняю тактику. Я больше не дам себя позорить перед всем Парижем. Тебя полночи нет дома, ты даже не извиняешься, ничего не объясняешь. Если так будет продолжаться, нам придется расстаться.
— Ну что ты, — бросает Фаусто и улыбается кому-то налево. Там сидит золотисто-коричневая индианка в красном сари, с толстыми серебряными цепями на руках и шее.
— В последний раз спрашиваю. Где ты был? И с кем?
Фаусто опускает взгляд на изящные плечи. Сейчас пойдет в атаку. Я встаю. С меня довольно.
— Желаю хорошо провести время после обеда. Адье, Фаусто, счастливо развлечься.
— Когда ты злишься, у тебя губы растягиваются в щелочку.
Я выбегаю из кафе так быстро, насколько мне позволяют мои белые туфли на высоких каблуках. По маленькому романтическому мосту Сен-Луи на остров Сите. Четырежды оборачиваюсь, но Фаусто не видно.
Он не бежит за мной. Я могла бы прыгнуть в воду, ему безразлично.
Ныряю в Нотр-Дам. Здесь тихо и прохладно. Покупаю свечку за десять франков, зажигаю ее перед большой мадонной у главного алтаря и не мигая смотрю на пламя.
— Почему ты допустила мое замужество? — вопрошаю я каменную статую. — Почему не треснула от гнева? Я бы поняла. — Но мадонна продолжает улыбаться, а я вдруг плачу. Слезы бегут по моим щекам. Этого со мной не бывало. А это еще что? Боли в желудке? Немудрено, Фаусто все испортил. Если бы я не ела только здоровую пищу, точно лежала бы давно в гробу! Но может, я умру от разбитого сердца.
Слезы помогают. Выплакавшись, я вижу все очень четко. Я не позволю никому мною командовать. Мне сорок два года. Слава богу, взрослая! В расцвете лет. И я буду работать, пока это доставляет мне радость!
Я выхожу из собора и сразу ловлю такси. Хороший знак! По пути к супермаркету, торгующему коврами, ловлю себя на страшной мысли: я люблю Фаусто, но не возражала бы, если бы он сдох. С тех пор, как я его знаю, я храню ему верность. Для меня не существовало других мужчин. И это благодарность?
Я смотрю в окно на сплошной поток машин. Сколько мужчин за рулем! Неужели все они так же плохо обращаются со своими женами?
Меня вдруг пронизывает мысль: «кратко и сладко» — это относится только к другим? Если честно, знала бы я телефон того черноволосого парня из автобуса, я бы ему позвонила.
Тут мне вспоминается Томми Кальман.
Его теплая рука на моей коленке в Версале. Его восхищенный взгляд. Большие, красивые глаза. Мы постоянно встречаемся в обществе.
Дважды я была у него в галерее. И каждый раз он непременно пытается добиться моей благосклонности. Это уже стало игрой между нами.
Возможно, теперь игра обернется чем-то серьезным?
— Томми, — сказала я ему в прошлый раз, это было совсем недавно, мы были одни в его кабинете, — у меня не получается так быстро. Я из Вены. Там принято перебеситься, пока ты не замужем. А в браке хранят верность.
Он этого не понял!
Он нашел это жутко глупым, ибо француженка, просветил он меня, делает наоборот: она целомудренна до свадьбы. А с кольцом на пальце все дозволено. Первая ссора — и она уже заводит себе любовника. Или двух. Ей ведь надо наверстать упущенное.
Если верить Томми, это полезно. Пока никто не узнает, пока все держится в тайне и никто ни за что не сознается.
Томми учил меня, как здесь принято. Правило номер один в Париже — всегда лгать! Лгать, чего бы это ни стоило!
— Вот смотрите, — с энтузиазмом пояснял Томми, — это очень легко. Вы всегда все отрицаете. Даже в самом вопиющем случае вы сохраняете хладнокровие. И даже если муж застал вас в постели, главное — спокойствие! Вы говорите: не волнуйся, дорогой. Мы не делаем то, о чем ты думаешь. У господина озноб, и я согреваю его. Любовь к ближнему — надеюсь, это что-то говорит тебе?
Он с вызовом посмотрел на меня.
— Что вы скажете на это, мадам?
— В это поверит только круглый идиот!
— Поверит тот, кто захочет. — Он попытался меня поцеловать, но я увернулась.
— Серьезно, месье Кальман, не такие уж мужчины дураки!
— Да? А вы знаете, как неохотно разводятся мужчины?
— Мой муж никогда не проглотит такое!
— Посмотрим, — Томми все больше входит в раж. — К тому же, божественная, несравненная мадам Сент-Аполл, он никогда не застукает нас. Разве вы не сказали, что по средам вы всегда одна? Я наведаюсь к вам после обеда. Вам только нужно назвать точное время. — Он взял мою руку и положил ее себе между ног, вернее, на своего набухшего толстячка. А я это ненавижу!
Не люблю, когда мою руку насильно кладут на интимные части тела! А тем более на чужие! Но Фаусто позорит меня перед всем городом. В моменты острых кризисов, как сейчас, мужчина необходим! Око за око, зуб за зуб. Решено, звоню Томми.
В следующую среду я сделаю то, что делают тысячи парижанок: после обеда встречусь с любовником, а вечером лягу в кровать с мужем. Что может француженка, смогу и я. Решение созрело: я не плачу, не расспрашиваю и не страдаю больше ни секунды.
Я приспосабливаюсь к этому жизнерадостному городу.
А там будет видно.
Томми Кальман среднего роста, коренастый, с густой, слегка седеющей шевелюрой. У него темные, живые, умные глаза. И он очень знаменит.
Томми — выходец из Германии. Он владелец картинной галереи, издатель, меценат. Он до смерти мучает своих скульпторов и художников, зато продает их произведения за большие деньги по всему миру.
Томми не сходит с экранов телевизоров и с полос газет и журналов. Приемы, которые он устраивает, — событие сезона. Среди его гостей — самая избранная публика. Есть ли у него подруга? Не знаю. Если да, он это держит в тайне. Его жена Тереза, черная американка, большую часть года живет в Нью-Йорке. От другого брака у него есть двое взрослых детей. Томми купил первую квартиру, отремонтированную мною в Париже, для своей дочери Аллы. С тех пор мы поддерживаем знакомство.
Еще Томми издает художественный журнал. Его редакция — в квартире на улице Рояль, наискосок от «Максима». Там мы и встречаемся. В шестнадцать часов. В первую среду мая.
