любви по пробуждении утром. Мысли о депривации, затем удовлетворении на великой неколебимой опорной точке перед самым обедом. Под вечер она часто думает о нем со злостью. Почему он так себя ведет? В свете нынешних перипетий в домашнем хозяйстве, что до ужаса неконкретны, сама Монтана начинает омрачаться, и, следовательно, Запад, Америка и так далее. По мере того как черты мира истираются, Болэн остается на мели, точно судно в резервуаре, откуда спустили воду. Энн томится по томительному перемещенью среди его разбухших от воды шпангоутов, неся ключ от его рундука. Морские ангелы, красавчики грегори, губаны, фонареглазы, абудефдуфы, мурены, бычки, барракуды, морские окуни, тунцы, палтусы, скаты, морские дьяволы, морские петухи, синехвостые полурылы и нарвалы разевают рты на безводных палубах, покуда Энн бежит сквозь переборки Болэна.
Болэн прошел через город к железнодорожному вокзалу, где оставил машину. Повозка осталась у ручья Стриженый Хвост; он надеялся не слишком всерьез, что ее не попортят вандалы. Под деревьями на долгой лужайке у станции прохлаждались пуллмановские носильщики, болтая друг с другом и с проводниками, перекрикивая стальноколесые вагонетки, перевозящие к вокзалу багаж. Болэну хотелось проехать по Северо-западной Тихоокеанской до Сиэттла, сидя с Энн в экскурсионном вагоне; быть может — делая наметки в дневнике свиной кожи: «Мое путешествие».
Иногда я рассматриваю себя, думал Болэн, в иных понятиях, нежели стоя на парапете в развевающейся накидке; но не так уж и часто.
Болэн не носил пистолета и старался не хромать.
Болэн смотрел, как Кловис ест. Кловис не ел, а клевал; не из тех, кому не нравится есть, а из тех, кто раздразнивает себя и растягивает еду на подольше. Между клевками Кловис описывал сделку, заключенную им на постройку нетопырьего сооружения на верхнем этаже заброшенного зернохранилища. Болэну надлежало осуществить строительство и тем самым подготовиться к проектам помасштабнее. Называться оно все должно быть либо «Нетопхаус», либо «Нетопыриум», либо «Нетопырка»; но ни в коем случае не «Нетопырья башня»; последнее наименование оставлялось для всеохватных проектов, о которых мечтал Кловис.
Нетопырье сооружение возводилось для зажиточного ранчера/пшеницевода, чьей супруге нравилось по вечерам лущить горох на улице. У нее была аллергия на 6-12 и Далее{108}.
— А что, если эти башни привлекут вампиров? — поинтересовался Болэн и не получил ответа. Кловис поклевывал и покусывал, время от времени прикасаясь самым кончиком языка к кусочку и заново осматривая его, прежде чем пропихнуть все целиком себе в утробу.
Болэн за ним наблюдал. Тот весь обвисал на своих костях. Лишь устройство казалось в нем живым. Человек весь лучился болезненным духом, некой всеохватной смертностью, что наводила Болэна на довольно отчаянные мысли об Энн.
— Вы чего это захлебываетесь? — спросил Болэн у Кловиса, который глотал воздух.
— Наполняю свой воздушный мешок.
— Зачем?
— О, потому что отчаянье — мой постоянный спутник, наверное.
Болэн подумал: что?
— Я не видел никаких упоминаний в «Желтых страницах».
— Что там в «Желтых страницах» — это между мной и телефонной компанией.
— Ладно.
— Поэтому не надо меня в «Желтые страницы» тыкать носом.
— И те бредовые вывески, что вы своим именем подписали, в переулке у Грэшит-авеню.
— Ну да, что с ними не так?
— Они непатриотичны!
Единым неистовым рывком Кловис выхватил у себя из-за пояса сзади пистолетик. Болэн вырвал его у Кловиса из хватки и прострелил дыры в шинах «хадсона-шершня».
— Хотите мне навредить? — сказал он. — Вот! Теперь мой «шершень» никуда не поедет! — Голос у него сорвался.
— Я не имел в виду ничего… — Теперь Кловис расстроился.
— Вот как? Вы этот пистолет выхватили! — У Болэна болело и спирало горло. Он думал, что сходит с ума. Рядом с ними, как аэроплан, ревел ручей Стриженый Хвост. На его поверхности вылуплялись поденки и веснянки и воспаряли к звездам. Двумястами ярдами выше он сливался в собственный омут, где вокруг собственного носа рисовал круги койот.
Шум ручья не позволил этому мелкому представителю семейства псовых услышать спор.
Позднее они перешли в «Моторный дом Додж» и посмотрели Джонни Карсона. Эд Макмэхон{109} Кловиса бесил, и он орал на телевизор. В гостях были Кейт Смит, Дейл Эванс, Оскар Левант, Жа Жа Габор и Норман Мейлер, художник{110}. Джонни улыбался глазами, но не ртом; и проделывал все эти свои замечательные невозмутимые штуки. Главное было в том, что наряд его на самом деле сидел на нем как влитой. Потом они посмотрели «Поздний сеанс»: «Алмазную голову»{111}; прекрасные Гавайи, очень замысловато, очень парадоксально. Там действительно были ковбои. Но интерес ваш удерживала именно эта уникальная расовая сделка, разыгранная Иветт Мимьё{112}, влюбившейся в аборигена, который был темнокож. Кловису пришло в голову, что, поскольку программа Джонни Карсона шла в записи, вероятно, Джонни и его гости сейчас дома и тоже смотрят «Поздний сеанс».
— Неужто больше не осталось никакой пристойности? — спросил Кловис.
Болэн отправился спать к себе в повозку. Он разглядел — висевший в неестественной бледности лунного света — тяжелый горбыль бекона. Смутные коробки сухих завтраков, тусклые, кроме тех участков, где поблескивала их внутренняя упаковка из фольги, стояли рядом с неровными рядами консервированных продуктов. Сковородки висели подле кастрюль, подвешенных за длинные ручки; а посреди всех этих припасов, возле плотного простеганного мешка гречки, принимался догорать на ночь сияющий фонарь Коулмена{113} с новой шелковой калильной сеткой.
Когда они проснулись, Болэн приготовил завтрак для двоих на походной печке. Их окружал глубокий бальзамический аромат глубинки. Болэн заметил, что «шершень» неподобающе просел на ссутулившихся шинах, и обозрел собственную патологию с некоторой исторической отстраненностью.
— От этих Малых Бурых Ночниц у меня уже геморрой развивается, — сказал Кловис.
— И что вы собираетесь делать?
— Вероятно, ничего. У меня была мысль попробовать что-нибудь с Юмскими Короткоухими; но их естественный ареал слишком, нахрен, южней, кажется. Я видал эту сволочь в шахтных стволах аж на западе в Айдахо; но не знаю. — Он недолго помолчал. — Не намерен я начинать никакого, к черту, разведения экзотических летучих мышей на этом рубеже своей жизни!
Болэн совершил потугу на разумное замечание.
— Штука в чем, вы хотите такое, что будет на самом деле лопать жучков.
— Ох, дьявол, они все это делают. Я б мог взять Западного Нетопыря и заставить этого мелкого сукина сына жрать хрущей столько, сколько сам он весит, ночь за ночью. Тут у нас вопрос стиля, вопрос класса. Мне нужна шикарная летучая мышь! И я не хочу такую, какой обязательно селиться у проточной воды или жить в
