какие-то успехи, с малышами был полный провал. Они ныли — одно только это выводило из равновесия — и каждый день изобретали новые способы свести счеты с жизнью: сброситься, например, с обрыва, отравиться дикими ягодами и поиграть с ядовитой змеей. Старались и меня не обделить вниманием — я уходила с уроков с ощипанной шеей и низко опущенной головой.
— Ты должна все время менять активность, советовала Элли, — каждые десять минут что-то новое.
Но я и так держалась этой схемы с самого начала — в первый же день отправилась в библиотеку и изучила все игры и книги, какие там были. Мы угадывали шарады, рисовали, танцевали и разучивали песни, но все было впустую, пока на помощь не пришла Рака-мисс.
Я долго старалась избежать нашей встречи, но обстоятельства оказались сильнее меня. Рака-мисс — это флисовая кукла-перчатка, которую сшил когда-то Бруно. Не знаю, думал ли он о Нине Симон, когда делал ее, или нет, но каждый раз, когда я вижу Раку-мисс, мне хочется запеть «… and Гт feeling good». Рака-мисс была моей последней надеждой и в то же время крайним средством — надевая ее на руку, я чувствовала себя клоуном. Она же смотрела с укоризной, оценивая мои хилые компетенции.
Но вот однажды она запрыгнула в класс, оставив меня наблюдать за дверью, и показала непревзойденное обаяние и мастерство своей недюжей практики, а мне только и оставалось, что учиться.
С тех пор стало легче. Я смогла наконец наблюдать за детьми, каждый день оставляя новые заметки и строго им следуя.
«Никогда не дари ничего одному классу, остальные пять будут ждать того же».
«В особенности не дари ничего разного» вспоминаю, как раздала карточки с животными и как закончилось это истериками и дракой. Каждый хотел ту карточку, что получил другой, не успев даже заглянуть в свою.
«Никогда не делай поблажек!» — в один из последних уроков я разрешила классу «С» погонять мяч оставшиеся пятнадцать минут. Стоит ли продолжать — всю последующую неделю мне пришлось сражаться с возмущением остальных пяти классов.
— Вы «С» разрешили, а нам нет, это нечестно!
Что же, действительно несправедливо, сама виновата.
— Вы разрешили «С» и «D», а нам нет?
В конце концов на свой страх и риск мне пришлось отпускать украдкой один за одним все шесть классов, благо заговор наш оказался успешным. Иначе не избежать бы мне еще одного возмущения — Асиса.
«Ничего не давай в руки» — эту заметку я оставила даже не после нескольких порванных книг, а тогда, когда Раке-мисс оторвали голову. «Не позволяй себя трогать» — надо ли объяснять почему?
***
Однажды после занятий расстроенная Ася рассказала, как кто-то из мальчишек убрал ее стул и она чуть не упала. «А самое ужасное, что все смеялись, — делилась она, — надеюсь, они это не специально».
Вероятно, Асис им что-то сказал, а может быть, и сами додумались, поскольку один за другим дети заходили на кухню, просили прощения и дергали себя за уши — непальское «извините». Я смотрела на них, и мне казалось, что сделали они это по глупости, но никак не со зла. Хотя бы потому, что отношение к учителю здесь другое, как я успела заметить. Оно совсем не похоже на то, какое я видела в своей собственной школе или слышала от друзей. Учителя здесь не боятся и не «чтят», это правда. Но в то же время не избегают, не воспринимают за врага и не хотят его обидеть. От него ждут помощи, на него полагаются, и действительно, как я успела заметить в отношениях Бруно, учителя здесь любят.
— Но это лишь в нашей школе, — возражает мне Ася, вернувшись из Чисопани. — Когда мы с Яной покупали продукты, нас подозвал один непалец. Оказалось, он учитель английского в местной государственной школе и решил устроить классам занятие с иностранцами. И что, как ты думаешь, мы там увидели? Переполненные классы, девочки отдельно от мальчиков и орущие учителя с палками в руках.
— С палками? — поражаюсь я. — Которые для битья?
— Ага, — кивает Ася. — Я сама была потрясена. На первой парте сидит лучший ученик среди мальчиков, на другой половине класса, тоже на первой парте, лучшая ученица. Аутсайдеры, похоже, теснятся на последних, и им вместо внимания учителя достаются одни крики, что само по себе отвратительно. Учитель поднимает лучшего ученика и просит его представиться. После минуты стеснительного переминания он что-то бубнит под нос, я толком не разобрала А что же у нас? Да здесь одиннадцатилетки говорят по-английски лучше, чем мы с тобой. Не только учатся, но и бесятся, орут и шутят — все это тоже на английском, ведь непали в классах запрещен. Никто никого не ругает за ошибки и — боже упаси — не бьет. Мы играем с детьми, хвалим их и стимулируем учиться. В школу приходят — да, я правда верю в это из удовольствия. Ведь за несделанную домашку тебе ничего не будет, а молодые и активные волонтеры наизнанку вывернутся, чтобы заинтересовать тебя.
— Не зря же наша школа зовется альтернативной, — улыбаюсь я.
— Да я просто в шоке от этого контраста! Нашим детям дается столько возможностей. Уехать в столицу. Поступить в колледж. После начальных классов они едут в Поккару, в главную школу. Вырываются из своей деревни, живут в общежитии, понимают свои перспективы. Это же прекрасно. Ничего на свете я не желаю так же, как нормального образования для всех детей. И вот же повезло, — говорит с улыбкой Ася, — сама того не осознавая, я влезла в замечательный проект…
Глава 6
Глазами волонтера
6.1. Жизнь волонтера в Непале
И не выразить, как странно — видеть сны о Москве, выставках и джаз-концертах, а просыпаться от крика петуха и дыма печки из кухни снизу. Мой день теперь начинается рано. Я встаю в шесть утра, снимаю недовольную кошку, выбираюсь из спальника. Всегда в световой клетке: и в щелях по стенам есть свои преимущества. Выхожу на веранду, здороваюсь с Эверестом. Деревня просыпается еще раньше, и к колонке уже выстраивается длинная очередь детей с бидонами. Увидев меня, они расступаются. Немного неловко — еще не привыкла к своим учительским привилегиям.
А потом я иду на самый высокий холм и пишу с Крыши мира прошедшее с его мелкими неурядицами и задачками, какие казались мне когда-то значимым грузом, почти не разглядеть. И отсюда, с высоты полутора тысяч метров,
