ну… Новости с фронта такие себе.
Бурматов кивнул, не глядя на Гуляева, и выдохнул дым в почерневшее небо.
— А если мы проиграем? — спросил Гуляев.
Полковник посмотрел ему прямо в глаза:
— Мы — это кто?
— Ну, мы. РОА. Предатели.
От слова «предатели» Бурматов криво усмехнулся одним уголком рта.
— И что тогда?
— К нам будут вопросы. Очень много. Ты представляешь, что с нами сделают советские, если победят?
— Ничего хорошего.
Гуляев снова затянулся дымом и задумался. Он понял, что этот диалог пора выводить на прямую до рогу.
Пойти ва-банк.
И будь что будет.
Иван сжал зубы и еле слышным сбивчивым шепотом выпалил на одном дыхании:
— У меня появилось ощущение, что ты занимаешься здесь чем-то еще, кроме преподавания.
Отвернулся и смущенно замолчал, как будто сморозил какую-то ужасную пошлую глупость.
Бурматов нервно повел плечом. Вопрос застал его врасплох. Пару секунд задумчиво помолчал, потом ответил:
— И откуда же это, кхм… ощущение?
Гуляев пожал плечами:
— Да вот появилось, и все тут.
Бурматов усмехнулся:
— Параноик ты, Ваня. Прости уж. — А потом вдруг вперился ему прямо в глаза и четко спросил: — Что, в гестапо сдашь?
Иван вздрогнул.
— Нет, нет… — забормотал он. — Просто… — Задумался и понял, что не может ничего ответить. — Просто… Понимаешь…
— Да? — выжидающе сказал Бурматов, не переставая глядеть ему в глаза.
— Если мы проиграем, если Советы победят Германию, я хочу, чтобы мне было что предъявить.
Бурматов непонимающе приподнял бровь.
— Да, понимаю, звучит глупо… — продолжил Гуляев. — Но я хотел бы, если ты действительно что-то знаешь об этом… — Он замолчал, нервно сглотнул слюну, расстегнул ворот кителя. — В общем, если ты действительно что-то знаешь об этом… То есть, если ты и правда в подполье…
— Ну? — нетерпеливо спросил Бурматов.
Из непонимающего дурачка он вдруг преобразился в хищника, крепко уцепившегося за жертву.
— Я бы хотел помочь.
Эту фразу Иван сказал таким голосом, каким обычно признаются в краже карманных денег у родителей.
Бурматов замолчал, снова затянулся папиросой, бросил окурок на ступеньку крыльца, затоптал сапогом. Вздохнул. Огляделся по сторонам, потом зачем-то посмотрел в черное небо.
Снова вздохнул.
Гуляев ждал.
Наконец Бурматов снова криво усмехнулся, покачал головой, с улыбкой сказал:
— Выдумываешь ты много, Вань. Парень ты хороший, но выдумщик тот еще. Ну какое тут может быть подполье, сам подумай… С мировым большевизмом сражаемся во имя новой России. Не до шуточек тут твоих.
Похлопал его по плечу и быстрым шагом направился обратно в казино.
Открывая дверь, застыл на пороге, обернулся и сказал Гуляеву:
— Отдохнуть бы тебе, Вань. Плох ты в последнее время. Переживаю.
И закрыл за собой дверь.
Гуляев докурил папиросу, затоптал окурок, с облегчением выдохнул.
«А ведь это точно он, — подумал он. — Совершенно точно».
И хлопнул себя ладонью по коленке.
Этой ночью спал он тихо и спокойно, без белых червей и вонючих Клаусов.
* * *
Утром во время завтрака Бурматов выглядел беспокойным, ел неохотно, все время озирался по сторонам с потерянным лицом. Гуляев никогда не видел его таким: полковник, всегда спокойный как статуя, молчаливый и неторопливый в движениях, производил впечатление могучей глыбы с ясным и трезвым умом. Теперь же он заметно нервничал, держать внешнее спокойствие не удавалось ему совершенно.
Гуляев было подумал, что это из-за вчерашнего разговора, но полковника заботило другое.
— Никто Демидова не видел? — спросил тот наконец, допивая кофе.
Фролов пожал плечами:
— Да как-то не обратил внимания. На построении не помню, рота не моя.
— А что так? — спросил Гуляев. — Пропал?
Бурматов мрачно кивнул:
— Да перед завтраком должны были пересечься по одному делу…
И вдруг бросил резкий, подозрительный взгляд на Гуляева. Всего на секунду, но Ивана точно обожгло этим взглядом, пробрало до самого нутра.
А уже в следующую секунду полковник спокойно допил кофе.
— Ерунда. Может, он просто забыл.
Встал из-за стола и вышел из казино, не попрощавшись.
Незадолго до обеда, после занятий по строевой подготовке, когда Гуляев отлучился в свой барак, чтобы умыться, его вдруг остановил у крыльца незнакомый немец в гауптманской форме.
— Вы поручик Гуляев? — спросил он без приветствия.
— Да.
— За вами просил прислать господин инспектор криминальной полиции Келлерман. Вам нужно поехать со мной прямо сейчас. Машина ждет за воротами.
Пока ехали в Берлин, Гуляев нервничал и безуспешно гадал, что происходит. Ему думалось, что это может быть как-то связано с исчезновением Демидова: действительно, он сегодня даже не появился на строевой подготовке.
А Бурматов?..
У Ивана не оставалось сомнений, что он связан с подпольем, но никаких прямых доказательств тому не было.
Когда Гуляева привели в кабинет Келлермана, тот явно обрадовался ему: встал из-за стола, с улыбкой пожал руку, вежливо пригласил сесть.
— Вы, господин поручик, не пугайтесь, — сказал он, усаживаясь за стол. — К вам никаких вопросов. К тому же я знаю, что в последние дни вы действительно начали заниматься моей просьбой…
Гуляев думал было спросить, откуда ему это известно, но сразу понял бессмысленность этого.
— Я вас совсем ненадолго позвал. Дело, честно говоря, пустяковое.
Он достал из ящика стола серебристый портсигар и поднял крышку.
— Спасибо, у меня есть свои, — сказал Гуляев.
Но вместо папиросы Келлерман извлек из портсигара маленькую тонкую бумажку, сложенную в четыре раза, и протянул Ивану.
— Взгляните, — сказал Келлерман.
Гуляев недоверчиво взял бумажку, развернул и прочел написанное аккуратным, мелким, ювелирным почерком, причем по-русски:
«Квартира И. возможно под наб. Срочным порядком меняйте место сбора. Ближайшие две нед. воздержаться от люб. контактов с лагерем. Б.».
— Это изъято у одного из курсантов в Дабендорфе, — сказал Келлерман. — Вам знаком этот почерк?
Гуляев сложил бумажку, передал обратно инспектору. Тяжело вздохнул.
Значит, Демидова взяли.
А значит, нет смысла скрывать или врать.
И он сказал — тихо, на одном дыхании, слыша свой голос будто в отдалении со стороны:
— Это почерк полковника Бурматова.
* * *
Поздно ночью Гуляев вернулся в свой офицерский барак. Все спали в полной темноте, только за окном покачивался уличный фонарь над крыльцом администрации.
Осторожно, чтобы никого не разбудить, Иван расстегнул ремень, снял шинель и повесил на крючок. Тихо-тихо пошел между двухъярусными кроватями к своей койке, сделал несколько осторожных шагов и остановился у места, где спал Бурматов.
Полковник, как всегда, крепко спал, накрывшись одеялом, и посапывал во сне. Лицо его выглядело спокойным в желтовато-тусклом свете уличного фонаря.
Гуляев опустился перед ним на корточки, вгляделся в лицо. В его голове проносилась бешеная вереница мыслей: «Как? Что делать? Может, разбудить его сейчас? Все сказать? Чтобы немедленно бежал? — Иван поднял было руку,
