вырубят и съедят кочевники в самом ближайшем времени.
Новости об этом вместе с письмом от отца привёз сам новый барон ага Пфальфен. Толстый пожилой мужик, из благородных, он получил это владение за долгую преданную службу графу в походах и в делах управления. Мы с Консансом предложили ему показать всё хозяйство. Этот заносчивый дурачок обругал нас, заявил, что сам во всём разберётся, что он не нуждается в том, чтобы его учили какие-то щенки!
Я спросил у него, разбирается ли он в ветряных лесопилках. Дядька не поверил, что такие бывают. После того, как мы показали ему все наши придумки, село и поля, дядька поверил, что мы тут действительно хозяйствовали с любовью и показываем ему то, что сами любим. Дядька расчувствовался и на прощальном пиру выпил много тостов в нашу честь. Поутру, когда провожал, даже обнял нас. Наверное, он действительно был неплохим дядькой.
Но все деньги, которые остались после того, как мы купили семян для сева, мы увезли с собой.
* * *
Перед отъездом мне приснился сон, в котором я убегал от чудовищ по узким ходам между высоких скал. Чудовища были какие-то странные, они выглядели как маленькие меховые шарики с иголками. Они прыгали людям на шею и высасывали из головы всё сознание. В начале сна я ехал по степи с большим отрядом, и почти все мои товарищи были съедены этими шариками. Лишь мне и немногим счастливчикам удалось убежать в скалы. В скалах мы бегали долго, по нескольким уровням. Повернув в очередной раз за угол, я обнаружил строй волколюдей, целившийся в меня из луков. Начальник волколюдей с лицом нового барона ага Пфальфен прорычал команду, и волколюди спустили стрелы. Я понял, что я умер.
Как это ни удивительно, проснулся я совсем без страха, где-то даже с радостным ощущением. Вот шарики с иглами действительно наводили ужас, а умирать было не страшно.
* * *
На пути в Долиган нас попытались закидать камнями гарпии. Да, голодными зимами они могут от отчаяния залетать так далеко от родных гор. Мы спокойно подняли щиты, успокоили лошадей и уже думали, что на этом всё закончилось, как гарпии пошли на посадку. Вскоре весь наш маленький отряд был окружён хихикающими гарпиями.
— Маленькие, сладенькие, недолго вам осталось! — повторяли раз за разом гарпии.
Эти грязные твари ещё и умеют говорить, но понять их почти никогда невозможно, и не потому, что у них язык отличается, а потому, что они, как правило, не знают, что хотят сказать.
Пока гарпии собирались вокруг отряда, мы достали луки и надели доспехи, кто ещё был без доспехов. Мы были готовы перестрелять любое количество гарпий, в бою на земле они очень слабы. Идти на посадку — очень большая ошибка с их стороны.
Гарпии хихикали и не нападали. Дядька Иркинор наконец потерял терпение и рявкнул:
— Да что вам надо, глупые твари? Либо идите и попробуйте наших ножей, либо дайте проехать.
Гарпии в ответ дружно развеселились:
— Идёт на вас волна от светила, всех вас затопит, все ваши косточки оближем!
А потом взяли и улетели, оставив нас в состоянии абсолютного изумления. Чего хотели? Надеялись, что у кого-нибудь нервы не выдержат и он от группы убежит?
* * *
Отец встретил нас упрёками в том, что мы построили слишком хорошую лесопилку для Пфальфена, и теперь наше хозяйство не сможет поставлять пиломатериалы для города. Я ответил, что ничто не мешает нам построить более крупную лесопилку, а лесов у нас больше, чем у соседа. Мы сможем поставлять больше леса, он не сможет. Если он переведёт все свои леса на деньги, то хуже будет только ему.
Консанс показал деньги, которые мы привезли из Пфальфена. Отец оттаял, сказал, что это неплохо, но очень мало по сравнению с тем, сколько надо вложить во вновь полученные земли. Я предложил высадить там ценные породы деревьев, создать искусственный лес для защиты от Дикого Поля. Отец замахал на меня руками — когда он ещё вырастет…
Мамочка при встрече меня обняла, чего не происходило уже много лет, спросила, нашёл ли я в Пфальфене себе девушку — забаву. Я ответил, что было не до того, что девушкой — забавой была лесопилка.
— О, сын мой! Я слышала про разные извращения, но такое впервые. Экий ты вырос фантазёр. Надеюсь, ты всё-таки обратишь внимание на человеческих девушек. Жду от тебя имя через три дня, — с улыбкой сказала мама.
— Святой отец говорил, что блуд — это смертный грех.
— И ты говори, если селяне спросят. Для них это правда и грех, и смерть. Если хоть немного выпустить их из строгих запретов, начнётся ужас что. Сплошное перекрёстное опыление всех со всеми, болезни, грибки и окаменение души. Дети невесть от кого, беременные двенадцатилетние девочки. Но благородные люди другое дело. Благородные люди умеют сдерживаться, умеют достигать совершенства в любом искусстве. Благородные люди не живут чувствами и привязанностями, они живут долгом и размышлениями о последствиях дел. Вот и изучай искусство приносить удовольствие женщине и получать удовольствие от неё. Без беременности у девушки. Для тебя это должно быть как еда, главное не переедать. Жду имя через три дня.
— Сигуру можно?
— Вы с ней забавлялись в Пфальфене?
— Нет.
— Зачем она тебе? Она же сильно старше?
— В этом и дело. Я смогу относиться к ней как к инструменту, она не сможет стать моей женой и тоже будет относиться ко мне как к инструменту. У меня есть к ней некоторое уважение. Мы сражались вместе. Она отважная.
— Неожиданно… Надо посоветоваться с отцом и с Сигурой.
Вот и советуйтесь. Чем дольше, тем лучше. Только меня не трогайте…
На следующий день отец передумал. За завтраком он неожиданно сказал, что у него есть важное объявление. А затем торжественно объявил, что назначает меня временным наместником на новых землях за рекой при советнике дяде Иркиноре. (Дядька Иркинор вернулся вместе с нами).
Нам вменялось в обязанность исследовать новые земли и определить, где стоит сажать леса с ценными породами деревьев. Для охраны нам были приданы одиннадцать стражников. Оказалось, что за последнее время отец натренировал ещё некоторое количество селян и сделал их воинами. Это пополнение и должно было идти с нами. Ещё с нами должны были идти для усиления дети барона ага Пфальфен — Сигурн, Самата и Сигура. Отличный клубочек единомышленников получается. Все кабысдохи в одной упаковке, не считая стражников.
Дети из Пфальфена выразили согласие и покорность воле
