— ответил я.
— И по лицу и по разговору видим, что ты говоришь правду.
— Ну так правда и то, что сказал я. Ведь записано же в историю кооперации, что в ненастный день в глухом городе Рочделе в Англии собрались двенадцать человек рабочих и стали думать, как улучшить свое положение,
— За других не скажу, а я верю, — вставил один рабочий.
— Не все же про царей и богатых будут писать. Пишут же о заграничных рабочих-социалистах, будут писать и о нас.
Рабочие дружно зашумели.
Мы уговорились следующее собрание устроить в квартире Лушева, который сам предложил свою квартиру. Про себя я думал, что на это собрание предложу пойти Романову, который уже искал такой работы.
Было половина двенадцатого. В двенадцать часов кончалась и поздняя обедня, и я поспешил зайти за Снежинкой в церковь.
На обратном пути мы попали в самую гущу веселья рабочей молодежи Соломбалы.
В вязаных фуфайках они катались с высоких ледяных гор. Всюду встречали толпы гуляющих рабочих, которые были одеты вполне «по-европейски». Женщины блистали своими нарядами и чистотой, свойственной архангельским женщинам. Во внешней культурности рабочих сказывалось влияние Норвегии и вообще влияние иностранцев в портовом городе.
Когда мы вышли на Двину, то вся она была усеяна группами спортсменов на лыжах. Праздничный день развертывался во всю красоту северного веселья. Опьяненные этим весельем, морозным воздухом и сверкающим снежным простором, мы вернулись домой.
7
Углубление марксистского миросозерцания шло в высокой степени успешно в питерских, московских и других социал-демократических кружках политических ссыльных. Книги давались только на срок, иногда на час, на два. Одну и ту же книгу часто просили два-три лица. В первую очередь получал тот, кто писал какую-либо статью по этому вопросу для печати. Во вторую — писавший реферат для общеколониального собрания и лишь в третью — для личного чтения. Вбегая торопливо друг к другу в комнату, сразу ставили вопрос о только что прочитанной книге или под свежим впечатлением дискуссии по поводу нее высказывали личное мнение.
Работа по углублению миросозерцания естественно вызывала работу по расширению в смысле захвата массы и политических ссыльных и ближайших элементов из местных обывателей, а также одиночек из рабочей среды.
Бывали в ссылке и незабвенные минуты полного объединения, праздничного настроения. Все как-то встряхивались от надоевшей будничной жизни с ее дрязгами, нуждой и заботами. Это происходило тогда, когда колония политических ссыльных провожала после трех-, четырехгодичного сидения в ссылке какого-либо уезжавшего товарища по окончании срока.
Особенно единодушны были проводы Скляренко, Флерова и др. Помню одни проводы, проходившие в квартире Блиновых. Большой дружной семьей окружили отъезжавшего. В это время я как раз задумывался и усиленно соображал, как найти выход, чтобы объединить всю ссылку.
Я прекрасно видел, что у нас имеется масса инертной силы, которую можно было использовать и которая открывала великие возможности. Я отчетливо сознавал, что нужна какая-то вполне определенная колоссальная веха, которая бы не только в ссылке, но всей подпольной рабочей России указывала путь для работы, определяла бы вполне законченный ее этап. Уже в Нижнем Новгороде я останавливался на этой мысли, когда думал, что в каждом губернском городе, в каждом промышленном центре нужно иметь по одному старожилу — талантливому революционеру, чтобы вести в продолжение нескольких лет систематически и планомерно местную нелегальную работу. Хотя бы этот человек просто находился постоянно в этом городе, сам не принимая непосредственного участия в работе, но лишь наблюдая, координируя через случайных даровитых личностей, появляющихся на горизонте местного подполья, сам же служа стальным остовом создающейся партии. Всероссийский жандармский разгул свирепо срывал всякие группы, находящиеся в работе, и раскидывал их по отдаленным окраинам необъятной России. При таких обстоятельствах трудно было на выборных началах создавать местные комитеты, да и культурный уровень масс, хотя бы и части подпольщиков, был настолько низок, что не мог выборным путем давать тот контингент даровитых работников, который был нужен.
Эти проводы натолкнули меня на мысль, что тут, в тиши архангельской ссылки, наша подпольная работа должна прежде всего выразиться в «выпаривании» сильных активных рабочих для отсылки в разные города России, где требовались работники.
Относительно же выработки этапной вехи в подпольной работе я окончательно успокоился только тогда, когда появилась брошюра «Что делать?» Ленина. Прочитавши ее, я убедился, что это именно та веха, которая нужна была для определения этапа в развитии революционного рабочего движения, и автор ее именно тот человек, который нужен партии и рабочему классу.
Для того чтобы вести планомерную и активную работу среди архангельских рабочих, мы составили рабочий комитет, в который вошли ввиду еще небольшого размаха работы всего три человека: Романов, как член комитета ссыльной колонии и в то же время определенно стремящийся к активной подпольной работе и которому передал свой кружок Фишер, я, как работающий на заводах и имеющий связи с рабочими, и Лушев, как представитель местных рабочих.
Мы с Романовым начали завязывать связи и с уездами, вскоре послали целую корзину хороших книг с В. А. Шелгуновым в г. Мезень, на завод Ружникова.
В. А. Шелгунов, тогда молодой, сильный, в высшей степени энергичный, произвел на меня сильное впечатление. Это был яркий тип революционера, у которого миросозерцание выражалось в творческой работе как в прошлом, так и в настоящем. Он уже имел связи с рабочими в глухой губернии и вел там кропотливую упорную работу. От него веяло такой силой и физической и духовной, что, казалось, и среди самоедов[32] он создал бы движение...
Стали подумывать о гектографе, чтобы переиздавать на нем интересные места из нелегальной литературы, которые по одному экземпляру часто привозили прибывающие ссыльные. Эти завезенные листочки мы бережно собирали правдами и неправдами в свой архив как материал, пригодный для местного движения.
Место для хранения, как я уже говорил, недосягаемое для жандармов, у нас имелось.
Мы с Романовым оба бегали по архангельским аптекам, осторожно, понемногу покупали необходимый материал для гектографа. Большую услугу в этом отношении оказал нам аптекарь Шмаков, который, однако, сразу сообразил, без нашего признанья, для какой цели мы собираем этот материал. Он, как местный старожил из обывателей, в продолжение нескольких лет хорошо изучил ссылку и видел насквозь все, что в ней делается; вот как осторожно нужно было вести подобную работу. Но он оказался честным человеком и умел держать язык за зубами.
Такова была жизнь в маленьком городке, где нужна была конспирация в сто раз большая, чем в крупных городах.
Однако гектограф мы соорудили,
