с их солдатской прямотой и резкостью этот генерал отличался естественной интеллигентностью и способностью располагать к себе собеседника.
— Вы, вероятно, устали? — осведомился Малиновский. — Дороги-то у нас — не английские автострады.
— Корреспондента, как и волка, ноги кормят, — заулыбался Верт, гордясь тем, что знает русские пословицы. — Что значит усталость по сравнению с общением с таким прославленным полководцем, как вы!
— Ну, это слишком, — Малиновский смутился. — Я обычный командующий армией, каких у нас немало.
Верт замахал руками, давая понять, что опровергает такое самоуничижение.
— Я всегда поражаюсь скромности советских полководцев, — поспешно заговорил Верт. — Это одно из их основных отличий от немецких генералов. Сколько там хвастунов! Выиграют сражение и ходят как павлины, распустив хвосты. А вы, господин генерал, можно сказать, сломав рога Манштейну, решили исход Сталинградской битвы, а приравниваете себя ко всем остальным.
— Исход Сталинградской битвы не мог быть решён одним военачальником, — возразил Родион Яковлевич. — Вы это прекрасно знаете. К тому же не следует забывать о солдате. Мы, военачальники, без наших солдат — ничто. Но мы, кажется, слишком рано взялись обсуждать деловые вопросы. Ведь вы, вероятно, проголодались?
— Нет-нет, я успел перекусить перед дорогой, — опять замахал руками Верт. — Сейчас для меня важнее другое. Я прекрасно понимаю, что вы дорожите каждым часом, даже каждой минутой. К тому же нам могут помешать непредвиденные обстоятельства, и тогда — прощай интервью!
— Что верно, то верно, — согласился Малиновский. — Но, думаю, чашечка кофе не помешает? Составлю вам компанию.
— Кофе? — обрадованно переспросил Верт. — От кофе не откажусь!
Через несколько минут кофе был на столе.
— Какой потрясающий аромат! — Верт отхлебнул из чашки. — Натуральный кофе, не какой-то там немецкий эрзац!
— Вы только что из Котельникова? — поинтересовался Родион Яковлевич. — Как там обстановка?
— Да, я там пробыл уже целую неделю, — охотно стал рассказывать Верт. — Да, в том самом Котельниково, из которого вы так успешно выбили Манштейна. Своими глазами видел, как «похозяйничали» там немцы! Вы знаете, это район казачий и немцы здесь зверствовали меньше, чем в других местах. И всё же то, что они натворили, потрясает воображение! Меня и моего друга Эдгара Сноу поместили в небольшой деревянной избе, в которой жила местная учительница со старухой матерью и единственным сыном. Они многое мне рассказали. Особенно о том, с каким презрением и высокомерием относились к ним немцы, сколько горечи и унижения пришлось им испытать во время оккупации. Елена Николаевна — так зовут хозяйку — рассказала, что в их доме стояли сперва румыны, потом немцы — экипаж танка, пять человек. Я был очень удивлён, увидев здесь, в задонских степях, то, что они бросили в доме: карту парижского метро с указателем улиц и номер газеты «Виттгенштейнерцейтунг» от 4 декабря с передовой статьёй «К 50-летию Франко — спасителя Испании»[3]. Насколько я знаю, вам доводилось бывать в Испании, господин генерал?
— Я чувствую, мы уже перешли к интервью? — улыбка промелькнула на губах Малиновского. — Да, я был в Испании с конца тридцать шестого по лето тридцать восьмого года, так что знаю о «спасителе» не понаслышке. И я не только побывал в этой стране, но и полюбил её, полюбил народ Испании. Сейчас наша война, казалось бы, заслонила собой всё, что было в прошлом, и всё же нет-нет, а испанские годы дают о себе знать.
— Это понятно! — воскликнул Верт. — Испания — очень колоритная страна!
— Мне кажется, что вы не всё ещё рассказали о Котельникове, — вернулся к первоначальной теме Малиновский.
— Да-да. Вы знаете, меня очень порадовал пятнадцатилетний сын этой учительницы, его зовут Гай. Странное имя, не правда ли? Худой, очень худой мальчик с умным лицом. Я расспрашивал, как к нему относились немцы. «Да они нас и за людей не считали, — был ответ. — Если бы немцы здесь остались, девушек заставили бы мыть полы, а парней — пасти скот». Его особенно возмущало, что немцы вывесили на стенах домов портреты Гитлера с надписью «Фюрер-освободитель». А этот «освободитель», сказал мальчик, и на человека-то не похож — лицо прямо звериное. «У немцев страсть — всё разрушать. В последнюю ночь они сожгли городскую библиотеку. Даже с моей домашней библиотечкой расправились. Выдрали из всех книг портреты Ленина и Сталина». Глупо, правда?
— То, что вам рассказали, — это детские шалости немцев. Наверное, вам не раз довелось видеть виселицы на городских площадях, сожжённые дома, трупы расстрелянных мирных жителей.
— Конечно, господин генерал, я хорошо осведомлён о зверствах гитлеровцев. Это просто каннибалы двадцатого века! Кстати, председатель местного исполкома Терехов рассказал мне, что в Котельниково было расстреляно немцами много мирных людей, а триста человек, в основном молодёжь, были угнаны как рабы в Германию. И если бы немцы оставались в Котельниково ещё дольше — они бы полностью разрушили город и угнали в рабство куда больше людей.
— Я слышал, что вы побывали и в Зимовниках? — поинтересовался Малиновский. — Это важный узел коммуникаций на железной дороге Сталинград — Кавказ. Немцы очень боятся, что мы перекроем эту дорогу.
— В районе Зимовников очень активно действует немецкая авиация, — сообщил Верт. — Я был свидетелем боя советских истребителей с немецкими. Совсем близко слышал залпы «Катюш». А сам городок сильно разрушен артиллерийским огнём. Кстати, мне довелось присутствовать при допросе пленного немецкого офицера. Он весьма спесиво утверждал, что весной фюрер начнёт новое наступление и Сталинград будет взят. И что Ростов они ни в коем случае не отдадут.
— Маловероятно, — усмехнулся Малиновский.
— Я тоже убеждён, что этого не случится, — подхватил Верт. — Куда им теперь против такой мощи, такого натиска! Да, забыл рассказать об одной интересной детали. Это касается того самого мальчика, Гая, из Котельниково. Он рассказывал мне, как немцы в их доме праздновали Рождество. Нарядили маленькую ёлку, выставили на стол конфеты, много банок консервов, бутылки с вином. Я спросил, приглашали ли они их за пиршественный стол. «Конечно, нет, — ответил мальчик, — им это и в голову не пришло. Для них мы — просто рабы. Да я бы и не пошёл к ним, мне противно было бы участвовать в их пиршестве».
— Этот мальчик внушает уважение, — заметил Родион Яковлевич. — Он вырастет настоящим патриотом. А патриотизм
